Общество, культура и цивилизация
Найдено цитат по теме: 2273
Любовь к ближнему без любви к Богу — это любовь к тем, кто нас любит. Такая любовь быстро проходит и часто даже из любви делается враждою. Когда же любишь ближнего оттого, что любишь Бога, то любишь и тех, кто не любит нас.
Кто говорит: "Я люблю Бога", а ближнего своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?
Мера любви к Богу есть любовь без меры.
Любовь к Богу есть любовь сама к себе — любовь к любви. Любовь эта есть высшее благо. Такая любовь не допускает возможности нелюбви к какому бы то ни было существу.
Любить Бога — значит любить высшее добро, какое мы только можем себе представить.
Кто искренно любит Бога, тот не может не любить и ближнего, который есть образ Божий.
Пошлость мещанства можно победить только религиозным благородством.
Молитва — обращенная к богам просьба людей о благе.
Сущность всякой религии состоит только в ответе на вопрос: зачем я живу и какое мое отношение к окружающему меня бесконечному миру.
Религия есть только формула нравственности.
Нравственность — грамматика религии. Легче поступать справедливо, чем благочестиво.
Смысл религии не в том, чтобы поселить человека на небесах, а в том, чтобы поселить небеса в душе человека.
Свободен человек, когда он создает Бога и благодаря этому становится бессмертным.
Кто истинно боится Бога, тот никого не боится; кто не боится Бога, тот всего должен бояться.
Подлинная человечность есть богоподобное в человеке. Человечен не человек, а Бог.
Не будет миру свободы, пока все религиозное, политическое не превратится в человеческое, простое, подлежащее критике и отрицанию.
Все религии основывали нравственность на покорности, то есть на добровольном рабстве, потому они и были всегда вреднее политического устройства. Там было насилие, здесь разврат воли. ...оно (воззрение христианства — прим. ред) выработалось в систему нравственной неволи, в целую искаженную диалектику, чрезвычайно последовательную себе.
Патриархальные религии всегда имеют реакционно-политический характер. Они всегда служат интересам власть имущих в любом классовом обществе и в действительности препятствуют устранению страдания народа, приписывая его воле божьей и отвергая все стремления к счастью. При этом они красиво говорят о загробной жизни.
Поскольку мистицизм правил человечеством на протяжении многих тысячелетий, мы по меньшей мере не должны недооценивать его, нам необходимо правильно понять его сущность. Нам предстоит доказать, что мы умнее и тоньше, чем сторонники мистицизма.
В богословской мысли есть своя внутренняя логика и свое диалектическое развитие. Но для разработки религиозного учения самою его природою положены известные грани: чудо, тайна и авторитет. Всякий раз, когда богословское мышление близко подходит к этим граням, оно неизбежно умышленно или чаще неумышленно подменяет логику рассудка логикой чувств.
Часто материалист и верующий заключают между собой перемирие... однако рано или поздно все равно придется выбирать между этим миром и следующим.
Существуют возражения против религии двоякого рода: интеллектуальные и моральные. Интеллектуальные возражения сводятся к тому, что нет оснований считать какую-либо религию истинной; моральные возражения — к тому, что религиозные предписания, восходящие к временам, когда люди были более жестокими, чем сегодня, стремятся увековечить бесчеловечные законы, которые в противном случае были бы преодолены моральным сознанием.
Эту идею внушают нам приверженцы христианства — будто все мы погрязли бы в пороках, если бы не придерживались христианской религии. А я полагаю, что как раз те люди, которые придерживались христианской религии, и отличались в большинстве своем вопиющей порочностью. Вы признаете, разумеется, тот любопытный факт, что, чем сильнее были религиозные чувства и глубже догматические верования в течение того или иного периода истории, тем большей жестокостью был отмечен этот период и тем хуже оказывалось положение дел. В так называемые века веры, когда люди действительно верили в христианскую религию во всей ее полноте, существовала инквизиция с ее пытками; миллионы несчастных женщин были сожжены на кострах как ведьмы; и не было такого рода жестокости, которая не была бы пущена в ход против всех слоев населения во имя религии.
Критика религии — предпосылка всякой другой критики. Земное существование заблуждения скомпрометировано, раз опровергнута его небесная самоапология (oratoi pro aris et focis).
Бог существует, значит человек — раб. Человек разумен, справедлив, свободен, значит, бога нет.
Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум для народа.
Никакой религии! — такова моя религия.
Цивилизация не достигнет своего совершенства до тех пор, пока последний камень последней церкви не упадет на голову последнего священника.
Религия... это только крепкая узда для масс, самое страшное пугало для простаков, высокая ширма, которая мешает народу ясно видеть то, что происходит на земле, заставляя его возводить взор к небесам.
Сыщи себе верного друга; имея его, ты можешь обойтись без богов.
Боги (говорят жрецы) скоро раскаялись, что сотворили человека. Мы равномерно им ответствуем: человек раскаялся, что сотворил богов.
Существует только один бог — знания, и только один дьявол — невежество.
Нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, но тот, кто применяет к богам представление толпы.
Вместо того чтобы возвеличивать Небо и размышлять о нем, не лучше ли самим, умножая вещи, подчинить себе Небо? Если человек старательно занимается сельским хозяйством и бережет добро, то Небо не в состоянии ввергнуть его в нищету.
Обычно люди верят в существование нечистой силы тогда, когда мысли их находятся в смятении, а в глазах мерещится. Именно в этот момент человек несуществующее принимает за существующее...
То, что боги существуют, — это я не буду оспаривать, но буду оспаривать любые доказательства.
Так называемые боги — это, собственно, природа вещей.
Кто причастен к политической деятельности, тому, пожалуй, небесполезно иногда прибегнуть к узде суеверия, чтобы направить на нужный путь суетную толпу или отвратить ее от чего-либо; для философии же такой ход мысли не только не приличествует, но и прямо противоречит ее обязанностям, если она, пообещав рассуждением научить нас доброму и полезному, обращается к богам как началу всех действий.
Обряды, обеты, священные книги — все это ложь; истинный Бог не в храме, а в сердце человека.
Христианская вера, по-видимому, сродни некоему виду глупости и с мудростью совершенно несовместна.
Тот, кто уверен в жизни после смерти, не нуждается в чрезмерных заботах о судьбе добродетели в этом мире.
Трудно вообразить, какая же в том честь Богу, если Его славят создания, не способные различить, что достойно хвалы и что превосходно в самом роде человеческом.
Все люди рождаются на свет с носом и пятью пальцами на руке, и ни один из них не появляется на свет с понятием о Боге.
Я говорю вам, что никакого Бога нет; что сотворение мира — пустая фантазия, что если чудеса мира физического обнаруживают некий ум, то безобразия в нравственном мире уничтожают всякое провидение. Если бы даже было доказано (чего на самом деле нет), что всякое зло служит источником какого-нибудь блага, что ко благу привела гибель Британика, лучшего из государей, и власть Нерона, наинегоднейшего из людей, — то как доказать, что нельзя было достигнуть той же цели, не прибегая к тем средствам? Допускать пороки, чтобы усилить блеск добродетелей, — это значит компенсировать очень легковесным преимуществом весьма тяжелое бедствие.
Малое доверие, питаемое людьми к религии, ее обещаниям и угрозам, доказывает, что в глубине души они считаются с ней не более, чем она того заслуживает.
Для нас рай может существовать только в одном месте, а именно — в этом мире.
Авторитет церкви заключается в способности служителей Бога с помощью тюрем, солдат и костров убеждать в правильности своих постановлений, в подлинности своих прав, в мудрости своих мнений.
Религия — это искусство одурманивать людей с целью отвлечь их мысли от того зла, которое причиняют им в этом мире власть имущие.
В мастерской печали несчастный человек создает призрак, из которого он делает себе Бога.
Когда Лаплас преподнес Наполеону свою книгу "Изложение системы мира", тот будто бы сказал ему: "Ньютон в своей книге говорил о Боге, в вашей же книге, которую я уже просмотрел, я не встретил имени Бога ни разу". Лаплас ответил: "Гражданин Первый консул, в этой гипотезе я не нуждался".
Кто любит истину, тот ненавидит богов, как в единственном, так и во множественном числе.
Религия в течение 1900 лет держала разум в наморднике.
Вера и знание — это две чаши весов: чем выше одна, тем ниже другая.
В мире и без того недостаточно любви и благости, чтобы их еще можно было расточать воображаемым существам.
Атеизм — это тонкий слой льда, по которому один человек может пройти, а целый народ ухнет в бездну.
Настоящие атеисты — не те, которые отрицают Бога, а те, которые присваивают себе Его атрибуты.
Лишь добродетельный человек имеет право быть атеистом.
Существование Бога логически подразумевает самоотречение человеческого разума и человеческой справедливости; оно является отрицанием человеческой свободы и необходимо приводит не только к теоретическому, но и к практическому рабству.
Если бы даже Бог существовал, — нужно было бы его отвергнуть.
Мораль должна быть основана на менее шаткой базе, нежели пример Бога, которого можно назвать добрым, только упрямо закрывая глаза на все зло, поминутно творимое или допускаемое им в этом мире.
Мой разум — основа моего поведения, а мое сердце — мой закон. Мне столь же мало нужен Бог, как я — ему.
Не бойся Бога — бойся самого себя. Ты сам творец своих благ и причина своих бедствий. Ад и рай находятся в твоей собственной душе.
Тот, кто любит Бога, не может более любить человека, он потерял понимание человеческого; но и наоборот: если кто любит человека, поистине от всего сердца любит, тот не может более любить Бога...
Говорят: Бог создал человека по образу своему. Слова эти не могут значить ничего другого, как то, что человек по своему образу создал Бога.
Неужели я стану спрашивать храброго воина, сражающегося бок о бок со мной за дело человечества, одной ли мы веры? Неужели я покину дорогого и испытанного друга, если он не молится перед одним алтарем со мной?
Доставлять счастье и делать добро — вот наш закон, наш якорь спасения, наш маяк, смысл нашей жизни. Пусть перестанут существовать все религии, только бы оставалась эта; у нас будет идеал и будет стоить жить.
Религия заключается в добре, а не в жалкой теологической болтовне.
Боюсь, что рабский отпечаток от железного ярма, созданного религиозным догматизмом, надолго останется на нашей шее.
Еретик — не тот, кто горит на костре, а тот, кто зажигает костер.
Слово "инквизиция" жжет уста того, кто его произносит, и уши того, кто его слышит.
Крови, пролитой поклонниками Бога милосердия и мира со времени введения Его религии, хватило бы, быть может, для того, чтобы утопить приверженцев всех других сект, живущих на земном шаре.
Набожность — это опиум для человека: она веселит, оживляет, поддерживает, когда принимают ее немного; слишком сильная доза усыпляет, или приводит в неистовство, или убивает.
Вся сущность нашей национальной религии — в выполнении религиозных обрядов и в преподавании снотворных истин, если не явной лжи, которые держат народные массы в их черном труде, покуда мы живем в свое удовольствие.
Странное дело! Во все времена негодяи старались маскировать свои гнусные поступки преданностью интересам религии, морали и патриотизма.
Религия необходима только для тех, кто не способен испытывать чувства гуманности. Он бесполезна в отношениях честных людей.
В сущности, между религией и настоящей наукой нет ни родства, ни дружбы, ни вражды: они на разных планетах.
Если меня спросят, почему в моем сердце нет никакой религии, то я отвечу, что утратил ее по вине самой же религии.
У народа невежественного всегда есть стремление приписывать всякую серьезную опасность сверхъестественному вмешательству; когда таким образом пробуждается сильное религиозное чувство, человек не только подчиняется опасности, но и боготворит ее и ее представителей.
Общая судьба сект такова, что они приобретают великую славу святости, пока угнетаемы, и теряют ее, лишь только достигают могущества.
Так как могущество человека слишком ничтожно, то он обращается к сверхъестественной силе и начинает верить в существование чего-то таинственного, невидимого; таким образом в нем зарождается чувство страха и беспомощности, которые суть основы всякого суеверия.
Суеверие, этот страшный кошмар, живущий во мраке, враг света, безвозвратно исчезает вместе со своими орудиями пытки и отравленными чашами.
Суеверие — чудовищное, почти неодолимое чувство, благодаря которому мирный человек стоит как бы среди исполинской мельницы Вселенной, оглушенный и одинокий.
Заметьте, что наиболее суеверные эпохи были всегда эпохами самых ужасных преступлений.
Тщательное изучение истории религиозной терпимости доказывает, что во всех христианских странах, где она господствует, она была навязана духовенству светской властью.
До тех пор, пока я не замечу, что люди соблюдают одну из главнейших заповедей христианства — любить своих врагов, — до тех пор я буду сомневаться, что те, кто выдает себя за христиан, действительно христиане.
Страна, где церкви великолепны, а дома в развалинах, точно так же погибла, как и та, где церкви в развалинах, а дома стали замками.
Сколько людей не ходило бы в церковь, если бы их видел там один Господь Бог.
Во все времена и везде разные шарлатанства облагали податью невежество, страх и легковерие.
Пуля — дура, штык — молодец.
Война — отец всех вещей, отец всего.
Самое лучшее — это ни война, ни междоусобия: ужасно, если в них возникает нужда, мир же — это всеобщее дружелюбие.
Тот, кто сумеет привить народу любовь к войне, добьется господства в Поднебесной.
Когда говорит оружие, законы молкнут.
Война — зло; ее ведут с помощью больших несправедливостей и насилия, но для честных людей и на войне существуют некоторые законы. Нельзя гнаться за победой, если выгоды, какие дает она, будут приобретены путем низости и преступления. Великий полководец должен вести войну, надеясь на свое мужество, а не на измену долгу со стороны других.
Побеждать ты умеешь, но не умеешь пользоваться победой.
Начать войну легко, а закончить трудно.
Война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого.
В действительности нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнуть его разрушению. Кто захватит город, с давних пор пользующийся свободой, и пощадит его, того город не пощадит.
Среди всех причин войны наибольшего одобрения заслуживает желание ниспровергнуть тиранию, под гнетом которой страдает обессиленный и измученный народ.
В природе человека три основные причины войны: соперничество, недоверие, жажда славы.