Годы жизни: около 45 г. - около 127 г.
Древнегреческий писатель, историк.
Цитаты автора
Найдено цитат автора: 73
Для славного дела есть соответствующий возраст и подходящее время, да и вообще славное отличается от позорного более всего надлежащей мерой.
Более похвальным является такой душевный склад, худшие свойства которого с годами дряхлеют, а прекрасные — расцветают.
Там, где все прочие условия равны, победителем выходит более мужественный.
Уже одно притворство в добродетели незаметно производит стремление и привычку к ней.
В благах, посылаемых судьбой, нам приятно приобретение и пользование, а в благах, исходящих от добродетели, нам приятны действия. Первые мы хотим получать от других, вторые предпочитаем сами уделять другим.
Война — зло; ее ведут с помощью больших несправедливостей и насилия, но для честных людей и на войне существуют некоторые законы. Нельзя гнаться за победой, если выгоды, какие дает она, будут приобретены путем низости и преступления. Великий полководец должен вести войну, надеясь на свое мужество, а не на измену долгу со стороны других.
Надежда есть и у тех, у кого больше ничего нет.
Прекрасное влечет к себе самим действием своим и тотчас вселяет в нас стремление действовать.
Нас делает счастливыми именно излишнее, а не то, что всем необходимо.
Безрассуден и малодушен тот, кто не решается приобретать нужное из боязни потерять его.
У людей же неразумных и беспамятных все случившееся с ними уплывает вместе с течением времени, и, ничего не удержав ничего не накопив, вечно лишенные благ, но полные надежд, они смотрят в будущее, не замечая настоящего.
Малые погрешности кажутся большими, если обнаруживаются в поведении тех, кому доверена власть.
Кто хочет пребывать в благополучии, тот должен научиться жить в нужде.
Не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч.
Гневно нападая на гневливость, мы вызываем еще больший гнев.
Сострадание — есть горе о чужом несчастье, зависть — есть горе о чужом счастье.
Нет зверя свирепее человека, совмещающего в себе дурные страсти и власть.
Богачи и цари, оказывая почет философам, делают честь и им и себе, но философы, заискивая перед богачами, им славы не прибавляют, а вот себя бесчестят.
Всякое заблуждение пагубно, но там, где к нему примешивается страсть, оно пагубнее вдвойне.
Когда живописец рисует прекрасный, полный прелести облик, мы требуем от него, если этому облику присущ какой-нибудь мелкий недостаток, чтобы он не опускал его совсем, но и не воспроизводил слишком тщательно: ведь в последнем случае теряется красота, в первом — сходство. Равным образом, раз уж трудно или, вернее сказать, просто невозможно показать человеческую жизнь безупречно чистую, то, как и при передаче сходства, лишь воспроизводя прекрасное, следует держаться истины во всей ее полноте. А в ошибках и недостатках, вкладывающихся в деяния человека под воздействием страсти или в силу государственной необходимости, должно видеть проявление скорее несовершенства в добродетели, чем порочности, и в повествовании не следует на них останавливаться чересчур охотно и подробно, но словно стыдясь за человеческую природу, раз она не создает характеров безукоризненно прекрасных и добродетельных.
При большой опасности и в трудных обстоятельствах толпа по обыкновению ожидает спасения больше от чего-то противоречащего рассудку, чем от согласного с ним.
Мы часто задаем вопрос, не в ответе нуждаясь, а стремясь услышать голос и снискать расположение другого человека, желая втянуть его в беседу. Опережать с ответами других, стараясь захватить чужой слух и занять чужие мысли, — все равно, что лезть целоваться к человеку, жаждущему поцелуя другого, или устремленный на другого взор стараться привлечь к себе.
Оставь же все внешнее и внутрь обрати свое любопытство; если любо тебе узнавать об изъянах и пороках, то довольно дела найдешь у себя дома.
Лучше все-таки ошибиться из осторожности, следуя старинным убеждениям и обычаям, чем самонадеянно их преступать.
Бог — это надежда для храброго, а не оправдание для трусливого.
Мне кажется, и дерзость и робость имеют один источник — неосведомленность.
Побеждать ты умеешь, но не умеешь пользоваться победой.
Кто причастен к политической деятельности, тому, пожалуй, небесполезно иногда прибегнуть к узде суеверия, чтобы направить на нужный путь суетную толпу или отвратить ее от чего-либо; для философии же такой ход мысли не только не приличествует, но и прямо противоречит ее обязанностям, если она, пообещав рассуждением научить нас доброму и полезному, обращается к богам как началу всех действий.
С потребностью в необходимом вместе и вслед идет жажда избыточного.
Потребность любить создает привязанности вымышленные.
Человек может быть только тем, что он есть.
Поэзия есть говорящая живопись, а живопись — молчащая поэзия.
Мы погибли бы, если бы не погибали.
Итак, если заглянуть в будущее, ничто в настоящем не может считаться ни великим, ни малым, а превратностям судьбы приходит конец лишь одновременно со смертью.
Когда из мира уходит солнце, все омрачается, так же и беседа, лишенная дерзости, вся не на пользу.
Подчас и не без пользы бывает заткнуть обидчику рот остроумной отповедью; такая отповедь должна быть краткой и не обнаруживать ни раздражения, ни ярости, но пусть она умеет со спокойной улыбкой немного укусить, возвращая удар, как стрелы отлетают от твердого предмета обратно к тому, кто их послал, так и оскорбление словно бы летит от умного и владеющего собой оратора назад и попадает в оскорбителя.
Когда ты бранишь других, смотри, чтобы ты сам был далек от того, за что другим выговариваешь.
Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех, кто говорит плохо.
Есть три способа отвечать на вопросы: сказать необходимое, отвечать с приветливостью и наговорить лишнего.
Философы, умеющие ценить изящную тонкость даже и тогда, когда они открыто философствуют, ведут свою речь, опираясь более на наглядную убедительность, чем на принудительную силу доказательств. Посмотри, как Платон в "Пире", рассуждая о последней цели, о высшем благе и вообще о божественном, не уподобляется борцу, натирающему руки песком, чтобы сделать охват более цепким и неотвратимым, а увлекает собеседников доходчивыми предположениями, примерами и мифами.
Предатели предают прежде всего себя самих.
Высшая мудрость — философствуя, не казаться философствующим и шуткой достигать серьезной цели.
Кто хочет соблюсти пристойность в насмешках, должен понимать различие между болезненным пристрастием и здравым увлечением... насмешки над первым оскорбляют, а над вторым воспринимаются благосклонно... Есть различия и в замечаниях, касающихся телесных недостатков. Горбоносый или курносый только усмехнется, если подшутить над его носом... А вот намек на дурной запах из носа или рта крайне тягостен. Лысые снисходительно относятся к подшучиванию над их недостатком, а имеющие глазное увечье — неприязненно... И вообще различно отношение людей к своим внешним недостаткам: одного тяготит одно, другого другое... Поэтому кто хочет, чтобы его поведение в обществе было приятно окружающим, должен учитывать их характер и нравы в своих шутках.
Те, кто жадны на похвалу, бедны заслугами.
Лесть подобна тонкому щиту, краской расцвеченному: смотреть на него приятно, нужды же в нем нет никакой.
Болтун хочет заставить себя любить, и вызывает ненависть, хочет оказать услугу — и становится навязчивым, хочет вызвать удивление, и делается смешным; он оскорбляет своих друзей, служит своим врагам, — и все это на свою погибель.
Беседа должна быть столь же общим достоянием пирующих, как и вино.
Злоречивый язык выдает безрассудного.
Мне не нужно друга, который, во всем со мной соглашаясь, меняет со мною взгляды, кивая головой, ибо тень то же делает лучше.
Если похвально благотворить друзьям, то нет постыдного и в том, чтобы принимать помощь от друзей.
Из золотой чаши пить отраву и от друга коварного совет принять — одно и то же.
Подобно огню, который в тростнике, соломе и заячьем волосе легко вспыхивает, но быстро угасает, если не найдет себе другой пищи, любовь ярко воспламеняется цветущей молодостью и телесной привлекательностью, но скоро угаснет, если се не будут питать духовные достоинства и добрый нрав юных супругов.
Любовь всегда многообразна как во многих отношениях, так и в том, что затрагивающие ее шутки одних тяготят и вызывают у них негодование, а другим приятны. Тут надо сообразовываться с обстоятельствами момента. Подобно тому как дуновение может погасить возникающий огонь вследствие его слабости, а когда он разгорится, придает ему питание и силу, так и любовь, пока она еще тайно возрастает, возмущается и негодует против раскрытия, а разгоревшаяся ярким пламенем находит в подшучиваниях пищу и отвечает на них с улыбкой...
Жениться и в самом деле следует не глазами и не пальцами, как это делают некоторые, подсчитывая, сколько за невестой приданого, вместо того чтобы выяснить, какова она будет в совместной жизни.
Супружеский союз, если он основан на взаимной любви, образует единое, сросшееся целое; если он заключен ради приданого или продолжения рода, то состоит из сопряженных частей; если же — только затем, чтобы вместе спать, то состоит из частей обособленных, и такой брак правильно считать не совместной жизнью, а проживанием под одной крышей.
Суровость делает отталкивающим целомудрие жены, равно как и неопрятность — ее простоту.
Иной, женившись на богатой или знатной, вместо того чтобы облагораживаться самому, унижает ее, чтобы легче было помыкать ею...
Жена невыносима такая, что хмурится, когда муж не прочь с ней поиграть и полюбезничать, а когда он занят серьезным делом, резвится и хохочет: первое означает, что муж ей противен, второе — что она к нему равнодушна.
Кто держится с женой слишком сурово, не удостаивая шуток и смеха, тот принуждает ее искать удовольствий на стороне.
Когда у братьев возникал раздор, спартанцы наказывали отца за то, что его сыновья восстали друг против друга.
Друзья советовали Филиппу, отцу Александра Македонского, прогнать от себя одного клеветника. "Не сделаю этого, — сказал Филипп, — чтобы он не пошел клеветать на меня еще шире".
Клеветы и злоречия надо остерегаться, как ядовитого червя на розе, — они скрыты тонкими и лощеными оборотами.
Если человек склонен к гневу, то ему не мешает проследить действие той же страсти на других гневливцев.
Совершенно справедливо советует нам Платон не развивать ни тела без души, ни души без тела, но вести их согласно, как двух рысаков, запряженных в одну колесницу.
Кто рассчитывает обеспечить себе здоровье, пребывая в лени, тот поступает так же глупо, как человек, думающий молчанием усовершенствовать свой голос.
Медицина заставляет нас умирать продолжительнее и мучительнее.
Я удивляюсь тому, кто допустил на своем столе искаженные формы мертвых тел и потребовал для своего ежедневного питания то, что еще так недавно представляло собою существа, одаренные движением, пониманием и голосом.
Монеты, которые больше всего ценятся, — те, что представляют наибольшую ценность при наименьшем объеме: так и сила речи состоит в умении выразить многое в немногих словах.
Ученость — единственное, что в нас божественно и бессмертно; величайшие преимущества, которыми одарена человеческая природа, это разум и речь.
Менее обидна насмешка, если она относится и к самому насмешнику: например, если над бедностью подсмеивается бедняк, а над жадностью — скупец.
Почести меняют нравы, но редко в лучшую сторону.
Ни одно произнесенное слово не принесло столько пользы, сколько множество непроизнесенных.
Сильнее уязвляет упрек, выраженный лестными словами.