Бытие, вселенная, космос
Найдено цитат по теме: 564
Жизнь все-таки всегда лучше смерти.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен.
Человек легко умирает от того, что у него слишком сильно стремление к жизни.
Тот, кто пренебрегает своей жизнью, тем самым ценит свою жизнь.
Уходя, не оглядывайся.
Взгляни на сей изукрашенный образ, на тело, полное изъянов, составленное из частей, болезненное, исполненное многих мыслей, в которых нет ни определенности, ни постоянства. Изношено это тело, гнездо болезней, бренное; эта гнилостная груда разлагается, ибо жизнь имеет концом своим — смерть.
Ни на небе, ни среди океана, ни в горной расселине, если в нее проникнуть, не найдется такого места на земле, где бы живущего не победила смерть.
Много ль, мало ль жить осталось — пусть тебе будет все равно.
Философия дарует человеку презрение к смерти.
Сообщают, что Аполлодор предложил Сократу перед смертью надеть более подходящую к случаю дорогую одежду. "Как? — спросил Сократ. — Выходит, моя собственная одежда была достаточно хороша, чтобы в ней жить, но не годится, чтобы в ней умереть.
Услышав от кого-то фразу: "Афиняне осудили тебя, Сократ, к смерти", — он спокойно ответил: "А их к смерти осудила природа".
Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним — умиранием и смертью. Люди, как правило, этого не замечают, но если это все же так, было бы, разумеется, нелепо всю жизнь стремиться к одной цели, а потом, когда она оказывается рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким рвением упражнялся!
Бояться смерти — это не что иное, как приписывать себе мудрость, которой не обладаешь, то есть возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверное, чем она — величайшее из зол. Но не самое ли позорное невежество — воображать, будто знаешь то, чего не знаешь?
Кто считает эту жизнь высшим благом, тот бесчестит ее.
Хотя мы смертны, мы не должны подчиняться тленным вещам, но, насколько возможно, подниматься до бессмертия и жить согласно с тем, что в нас есть лучшего.
Кто советует юноше хорошо жить, а старцу хорошо кончить жизнь, тот неразумен не только потому, что жизнь ему мила, но еще и потому, что умение хорошо жить и хорошо умереть — это одна и та же наука. Но еще хуже тот, кто сказал: "Хорошо не родиться. Если ж родился — сойти поскорее в обитель Аида". Если он говорит так по убеждению, то почему он не уходит из жизни? Ведь если это им твердо решено, то это в его власти. Если же он говорит в насмешку, то это глупо, потому что предмет совсем для этого не подходит.
Самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем.
Мы рождаемся один раз, а дважды родиться нельзя, но мы должны уже целую вечность не быть. Ты же, не будучи властен над завтрашним днем, откладываешь радость; а жизнь гибнет в откладывании, и каждый из нас умирает, не имея досуга.
Когда ты уже не тот, чем был, у тебя нет причин быть привязанным к жизни.
Помни, что сильные страдания завершаются смертью, слабые предоставляют нам частые передышки, а над умеренными — мы владыки. Таким образом, если их можно стереть — снесем их; если же нет — уйдем из жизни, раз она не доставляет нам радости, как уходим из театра.
Возможна ли в жизни радость, когда денно и нощно приходится размышлять, что тебя ожидает смерть?
Если мы не бессмертны, то человеку весьма желательно своевременное угасание его жизни. Ибо природа устроила жизнь, как и все другие явления, так, чтобы в старости жизнь приходила к своему завершению, как театральный спектакль, причем мы должны избегать утомления и тем более пресыщения.
Жизнь коротка, но слава может быть вечной.
Будьте прохожими.
Жить в необходимости есть зло, но нет никакой необходимости жить в необходимости. Пути к свободе везде открыты, их много, они коротки и легки. Возблагодари же Бога за то, что никого нельзя удержать в жизни. Обуздать самое необходимость — дозволено.
Кто сказал, что умирать страшно? Разве кто-то возвратился оттуда? Почему же ты боишься того, о чем не знаешь? Не лучше ли понять намеки неба? Заметь: в этой жизни мы все время болеем — то этой болезнью, то другой. То нас донимает желудок, то болит нога. Со всех сторон в этом мире нас преследуют дыхание болезней, ярость зверей и людей. Со всех сторон нас будто гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто живет не у себя. Почему же тебе страшно возвращаться из гостей домой?
Ты покинул теплую материнскую утробу, и тебя овеял вольный воздух земли. Ты закричал от прикосновения жестких рук, почуяв страх перед неведомым. Почему же потом, когда мы готовимся предстать перед другим неведомым и покидаем теплую утробу мира, — почему мы так боимся? Ведь однажды мы уже испытали этот страх? Чего же нам бояться вновь? Девять месяцев приготовляла нас утроба матери для жизни в этом мире, почему же мы не понимаем, что весь срок нашей жизни — от младенчества до старости — мы только зреем для какого-то нового рождения?
И вновь понимаешь: нет, нет, мы не умираем — мы только прячемся в природе. Ибо дух наш — вечен... Ох, побыстрее бы в гавань! Чего желать? Что нам оплакивать в этом мире? Вкус вина, меда, устриц? Но мы все это изведали тысячу раз. Или милости фортуны, которые мы, как голодные псы, пожираем целыми кусками, — проглотим и вкуса не почувствуем? Все суета... Пора! Пора! Прочь из гостей! Засиделся! В гавань! В гавань!
Жизни первый час жизнь на час убавил.
Жив тот, кто многим приносит пользу; жив тот, кто сам себе полезен. А кто прячется и коснеет в неподвижности, для того дом — словно гроб. Можешь хоть начертать у порога его имя на мраморе: ведь они умерли раньше смерти.
Если хочешь меня послушаться, думай об одном, готовься к одному: встреть смерть, а если подскажут обстоятельства, и приблизь ее. Ведь нет никакой разницы, она ли к нам придет, мы ли к ней.
Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.
Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Такой человек и не жил, и замешкался среди живых, и не поздно умер, а долго умирал.
Час, давший нам жизнь, укоротил ее.
Подняться на небо можно из любого закоулка.
Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти.
Все заботятся не о том, правильно ли живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно — это всем доступно, жить долго — никому.
После смерти все прекращается, даже она сама.
Смерть страшна, тяжела тому, кто, хорошо известный всем, сам до смерти не знал себя.
Мы погибли бы, если бы не погибали.
Не вещи смущают людей, но их мнение о вещах. В смерти, например, нет ничего страшного. Страшно мнение, потому что оно представляет смерть страшною.
Если ты любишь сына своего или жену, помни, что любишь людей смертных. Таким образом, когда случится им умереть, ты сокрушаться не станешь.
Подвластный смерти подобен лампе, стоящей на ветру.
Все подвержено изменению. И ты сам находишься в процессе постоянного перехода в другое и частичного умирания. Да и весь мир.
Время человеческой жизни — миг; ее сущность — вечное течение; ощущение — смутно; строение всего тела — бренно; душа — неустойчива; судьба — загадочна; слава — недостоверна. Одним словом, все, относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе — сновидению и дыму. Жизнь — борьба и странствие по чужбине; посмертная слава — забвение.
Итак, проведи этот момент времени, то есть жизнь свою, в согласии с природой, а затем расстанься с жизнью так же легко, как падает созревшая слива: славословя природу, ее породившую, и с благодарностью к произведшему ее древу.
Самое главное, чтобы человек безропотно ждал смерти как простого разложения тех элементов, из которых он состоит. Ведь последнее согласно с природой, а то, что согласно с природой, не может быть дурным.
Думай почаще о том, что все, что есть и происходит, так же быстро проходит и уносится. Вся материя — вечно движущийся поток, все совершенное и совершающееся тысячекратная смена, цепь вечных превращений. Ничто не прочно. Впереди и сзади — бесконечность, в которой все исчезает. Как глуп, следовательно, всякий, кто чем-нибудь чванится или убивается и горюет о чем-нибудь, точно горе не длится лишь короткое время.
Все следует делать, обо всем говорить и помышлять так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним. Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери — и сводятся они всего-навсего к мгновению. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?
Представь себе, что ты уже умер, что жил только до настоящего моментами остающееся время жизни как доставшееся сверх ожидания проводи согласно с природой. Оглянись на прошедшее: столько переворотов уже пережили государства! Можно предвидеть и будущее. Ведь оно совершенно в том же роде и не выйдет из ритма происходящего ныне. Поэтому и безразлично, будешь ли ты наблюдать человеческую жизнь в течение сорока лет или же десяти тысяч лет. Ибо что ты увидишь нового?
Смерть — зло лишь в силу того, что за ней следует.
И я вижу, что человек с тех пор, как первый раз коснется лицом земли, До тех пор, пока не скроется в ней, — пленник несчастья. И если бы ему довелось испытать только то, как юность покидает его, — Это уже достаточная беда, делающая излишней другие беды.
Ты — змеелов, а мир подобен змею, — погибнешь от укуса, змеелов.
Великие ушли в красе и силе, Все перед смертью головы склонили. Сошли под землю в мрачные могилы Те, кто сады и замки возводили. Те, кто при жизни сотни благ имели, С собою только саван захватили. Я так скажу: добро спешите делать, Не все ль равно, что ели и носили.
Все быстротечно, все проходит мимо, И только смерть одна неотвратима. Затянется узлом веревка жизни. Срок подойдет, который не продлим мы...
Все тленны мы, таков Вселенной ход, Мы — словно воробей, а смерть, как ястреб, ждет. И рано ль, поздно ли — любой цветок увянет, — Своею теркой смерть всех тварей перетрет.
Зачем же долгой жизни ты желаешь, Коль тайну мира так и не узнаешь?
Рожая, готовим мы смерть сыновьям, Детей непокорность — возмездие нам.
Многим смысл бытия разъясняет могила, А меня жизнелюбие опустошило.
Смерть — это стрела, пущенная в тебя, а жизнь — то мгновение, что она до тебя летит.
В конце концов у всех одна судьба Смерть ждет и властелина и раба.
О, если б жизнь зависела от платы, Бессмертны были б те, что были бы богаты.
Кто жизнью дорожит, тех губит жизнь, Кто от нее бежит, тех любит жизнь.
Я познание сделал своим ремеслом. Я знаком с высшей правдой и с низменным злом. Все тугие узлы я распутал на свете, Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.
Мы умрем, а мир наш будет в небе странствовать всегда; Мы ж по смерти не оставим здесь ни знака, ни следа. Мы не жили во Вселенной — мир вращался и тогда. И без нас — ему не будет ни ущерба, ни вреда.
Беспощадна судьба, наши планы круша. Час наступит, и тело покинет душа. Не спеши, посиди на траве, под которой Скоро будешь лежать, никуда не спеша.
Я слыхал: человек, предназначенный казни, Шел смеясь, будто вовсе не ведал боязни. И спросили его: "Что сияешь? Ведь срок Твоей смерти подходит, твой путь недалек". Он ответил: "Коль жизни осталось так мало, То в печали ее проводить не пристало". Был разумен его беспечальный ответ. И во мраке Создатель послал ему свет. Хоть порой должный ключ мы отыщем не скоро, Но откроем мы все-таки створку затвора.
И добрые и злые — все умрут. Так лучше пусть добром нас помянут.
Не гордись собой и своим телом. Даже тому, кто восседает сегодня на боевом коне, под царским опахалом, впереди уготована яма в земле.
Этот мир подобен цвету хлопчатника, который снаружи красив, а внутри пуст. Не обольщайся его ложью. Не много дано тебе для жизни.
Пузырь на воде — такова наша жизнь. Однажды мы исчезнем, как звезды на рассвете.
Чем беззаботней живет человек, тем сильнее смеется смерть.
У жизни дно, как у бокала дно. Что наша жизнь? Лукавое вино: Хмельной расцвет — и горькое похмелье На склоне лет приносит нам оно.
Уходит жизнь. А сделанного мало, А сделанного нет. Но сердце раскаленное устало, И в мыслях гаснет свет. Пытался до конца познать я все, что видел, А стал и зол и сир. Да! Слишком я любил и слишком ненавидел Наш бедный мир.
Вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся в конечном итоге к тому, чтобы научить нас не бояться смерти.
Предвкушение смерти есть предвкушение свободы. Кто научился умирать, тот разучился рабски служить.
Смерть в одном столетии дарует жизнь во всех грядущих веках.
Нет в душе человека такой даже самой слабой страсти, которая не побеждала бы страха смерти. Месть торжествует над смертью; любовь ее презирает; честь призывает ее; горе ищет в ней прибежища; страх ее предвосхищает.
Бессмертие животных — в потомстве, человека же — в славе, заслугах и деяниях.
Я умираю оттого, что не умираю.
Над смертью властвуй в жизни быстротечной. И смерть умрет, а ты пребудешь вечно.
Но если смерти серп неумолим, Оставь потомков, чтобы спорить с ним!
Если знать, что успех сулит поражение, то жажда успеха не будет слишком сильной. Если помнить, что все живое смертно, потребность беречь себя не отнимет слишком много сил. Пусть сердце твое будет подобно засохшему дереву, которому не грозит, что его станут резать ножом или покрывать лаком.
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
Я знаю лишь то, что должен вскоре умереть, но я меньше всего постигаю, что такое сама эта смерть, избежать которой не в моей власти.
Человек — всего лишь тростник, самый слабый в природе, но это мыслящий тростник. Не нужно Вселенной ополчаться против него, чтобы его уничтожить: достаточно пара, капли воды, чтобы убить его. Но, если бы Вселенная его уничтожила, человек все же оставался бы более достойным, чем то, что его убивает, ибо он знает, что умирает, тогда как о преимуществе, которое над ним имеет Вселенная, она ничего не знает.
Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.
Смотри на все с точки зрения вечности.
Мысль нетленна.
Кончина наступает однажды, и ждем мы ее всю жизнь: боязнь смерти мучительней, чем сама смерть.
Жизнь дарована мне как милость, следовательно, я могу вернуть ее, когда она перестанет быть благодеянием: если прекращается причина, должно прекратиться и действие.
Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его.
Я все еще люблю жизнь. Эта нелепая слабость, может быть, один из самих роковых наших недостатков: ведь ничего не может быть глупее, чем желание беспрерывно нести ношу, которую хочется сбросить на землю; быть в ужасе от своего существования и влачить его.
Только тот способен на великие деяния, кто живет так, словно он бессмертен.
Если мы рассмотрим взаимоотношения человека с природой, то убедимся, что связывающие их обязательства не были ни добровольны, ни взаимны. Воля человека не играет никакой роли при его рождении. Обычно он вынужден умереть вопреки своему желанию, а все его поступки являются необходимыми следствиями неизвестных причин, определяющих его волю. В руках природы он то же самое, что шпага в его собственной руке: если бы последняя выпала из его рук, то было бы странным обвинять ее в том, что она нарушила принятые на себя обязательства или выказала неблагодарность по отношению к ее владельцу. Человек может любить бытие только в том случае, если он счастлив. Но, если вся природа отказывает ему в счастье, он вправе покинуть место, где не находит для себя никакой опоры.
Всего долее живут в том случае, если менее всего заботятся о продлении жизни.
Подобно тому как при ударе происходит сообщение движения одним телом другому, так жизнь переходит от живых, но угасающих зачатков к новым, распускающимся зачаткам.
Постигая зло, заложенное в природе, преисполняешься презрения к смерти; постигая пороки общества, научаешься презирать жизнь.
Жить против воли отвратительно; но еще ужасней было бы стать бессмертным, если этого не желаешь.
Большое множество простых умов Живет постройкой карточных домов, Хотя при жизни даже самый стойкий Доводит редко до конца постройку.