Гуманизм и мизантропия
Найдено цитат по теме: 162
На полусознательную массу людей нельзя сердиться, нужно сперва войти в ее состояние борьбы между предчувствием света и привычкой к темноте. Если б у большинства людей было сознание сколько-нибудь светлее, неужели вы думаете, что они могли бы жить в таком положении, как живут? Они не только зло делают другим, но и себе, и это именно их извиняет.
Со всех сторон его клянут, И, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут, И как любил он — ненавидя.
Кто осмелится убедить нас в том, что из гуманистических побуждений необходимо скрывать от человека реальную причину его страданий? Только мистик, фашиствующий работодатель или какой-нибудь китайский профессор социальной гигиены может попытаться заставить нас поверить в такую чепуху. Эта "человечность" увековечивает и одновременно скрывает бесчеловечность. Наша "бесчеловечность" — это борьба за то, о чем добрые и добродетельные так много болтают, а потом позволяют фашистским реакционерам заманить себя в ловушку.
Добрые люди считают, что все вокруг добры, в то время, как эмоционально инфицированные убеждены в том, что все вокруг лгут, мошенничают и жаждут власти. При таком положении вещей хорошие люди находятся в очевидно невыгодной ситуации. Будучи добрыми по отношению к эмоционально оглупленным, они истощаются, их выставляют на посмешище, а в итоге предают.
Тебе (маленькому человеку - ред.) невдомек, что существуют люди, органически неспособные к угнетению тебя и других, к насилию над твоей личностью. Люди, которые хотят для тебя реальной и подлинной свободы. Ты не любишь таких людей — мужчин или женщин — поскольку их природа отлична от твоей собственной. Они доступны, откровенны, а правда для них также важна, как для тебя важна хитрость. Они видят тебя насквозь, но испытывают при этом не презрение, а лишь сожаление и печаль о несовершенстве человеческой природы, но ты, который чувствует их все понимающий взгляд, ощериваешься, опасаясь за себя.
Можно даже допустить, что средний человек действительно порочен и что лишь немногие являются истинно достойными людьми. Но если даже это действительно так, разве не обязывает это каждого из нас быть лучше этого среднего, стать одним из тех немногих?
Существует лишь один героизм, — видеть мир таким, какой он есть, и любить его.
Я признаю сейчас лишь одну форму гуманизма за подлинную: беспощадный и трезвый анализ реальности и отыскание реальных ценностей вместо отжившей словесной шелухи.
Судите нас, ибо вы сами будете судимы нами.
Род людской — это ошибка. Без него вселенная была бы не в пример прекраснее.
Некоторые люди живы только потому, что закон запрещает убить их.
Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей...
Исправить злого человека невозможно, он может изменить только вид, но не нрав.
Берегите слезы ваших детей, дабы они могли проливать их на вашей могиле.
Ученик спросил о Гуманности. Конфуций сказал: "О Гуманности говорить трудно". Ученик сказал: "То, о чем говорить трудно, — это и есть гуманность?" Философ сказал: "Делать это трудно, неужели говорить об этом не трудно?"
Если человек не обладает человеколюбием, к чему тогда говорить об этике и музыке?
Для людей человеколюбие важнее, чем вода и огонь. Я видел, как люди, попадая в воду и огонь, погибали. Но не видел, чтобы люди, следуя человеколюбию, погибали.
Что ненавидишь, то не желай другому.
Всеобщая взаимная любовь — это научиться смотреть на чужие владения как на свои, смотреть на чужие дома как на свои, смотреть на других как на себя.
Тому, кто любит других, отвечают взаимной любовью; тому, кто приносит пользу другим, люди платят тем же.
Ищу человека, а не негодяя. (Такой ответ Диоген дал, когда его, озабоченно что-то разыскивающего днем с зажженным фонарем, спросили о том, что он делает.)
Однажды Диоген закричал: "Эй, люди!" Сбежался народ, он замахнулся палкой: "Я звал людей, а не дерьмо".
Из всех природных тел и существ только человек обладает способностью познавать и имеет чувство долга, поэтому он — самое дорогое в Поднебесной.
Кто спасает человека против его воли, поступает не лучше убийцы.
И сказал Петр: "Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?" На что Иисус Христос ответил: "Не говорю тебе: "до семи", но до седмижды семидесяти раз".
Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя.
Жемчужина, если она брошена в грязь, не станет более презираемой, и, если ее натрут бальзамом, она не станет более ценной. Но она всегда ценна для ее обладателя. Подобным образом сыновья Бога, где бы они ни были, они всегда имеют ценность для их Отца.
Человек для человека — святыня.
Все люди — словно братья-близнецы, И все они злонравья образцы.
Как вал влечет к скалистым берегам — Так смертного влечет к дурным делам.
Крылья знаний меня от людей отлучили, Я увидел, что люди — подобие пыли.
И тот, кто бел лицом, душою черен... О люди — воронье на куче зерен!
Среди лжецов я лицемером стал, Как я от человечества устал!
Ведь у павлинов видят люди злые Не красоту, а ноги их кривые.
Суть человека постигает тот, Кто сущность пса сперва в себе убьет.
Иногда хорошо любить — значит хорошо ненавидеть, а праведно ненавидеть — значит любить.
Когда человеческие коварство и злодейство доходят до крайних пределов, следует по необходимости, чтобы мир очищался от людей посредством одного из трех способов, будь то чума, неурожай или потоп: дабы люди, оставшись в малом числе и настрадавшись, зажили бы благополучней и стали бы лучше.
Кто проявляет жалость к врагу, безжалостен к самому себе.
Если принимать каждого по заслугам, то кто избежит кнута?
Мудрый ценит всех, ибо в каждом замечает хорошее.
Люди делают добро часто лишь для того, чтобы обрести возможность безнаказанно творить зло.
Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.
Истинная и единственная добродетель состоит в том, чтобы ненавидеть себя.
Чем умнее человек, тем больше своеобычности он находит во всяком, с кем общается. Для человека заурядного все люди на одно лицо.
Не плакать, не смеяться, не ненавидеть, а понимать!
Стоит ли возмущаться тем, что люди черствы, неблагодарны, надменны, себялюбивы и равнодушны к ближнему? Такими они родились, такова их природа, и не мириться с этим — все равно, что негодовать, зачем камень падает, а пламя тянется вверх.
Сегодня дела мои шли успешно, в итого представления мои восхищены до небес: "Мир превосходен! Все великолепно! Каждая вещь мила и привлекательна — люди, слова, компания, общество, можно ли желать лучшего?" Назавтра приходят разочарования, неудачи, огорчения. И что же следом? "О, жалкое человечество! О, испорченность! Кто бы стал жить среди людей? Кто — писать и творить для такого мира".
Трудно вообразить, какая же в том честь Богу, если Его славят создания, не способные различить, что достойно хвалы и что превосходно в самом роде человеческом.
Героизм и человеколюбие — почти одно и то же. Но стоит чувству этому хотя бы немного сбиться с пути, и любящий человечество герой превращается в свирепого безумца: освободитель и хранитель делается притеснителем и разрушителем.
Зачем Паскаль в своих "Мыслях" делает из нашего существования цепь горя и бедствий? Представлять себе белый свет тюрьмой и всех людей осужденными преступниками — это мысль мизантропа; думать, что есть место вечному веселью, — это заблуждение мечтателя; знать, что земля, люди, звери таковы, каковы они должны быть по порядку Провидения, есть признак мудреца.
Постигая зло, заложенное в природе, преисполняешься презрения к смерти; постигая пороки общества, научаешься презирать жизнь.
Видя себя в других, не только любишь себя, но и ненавидишь.
Не создавай себе слишком мудреного представления о человеке, суди о нем просто; не считай его ни слишком хорошим, ни слишком дурным.
Плохие люди выигрывают, когда их лучше узнаешь, а хорошие — теряют.
Нас просвещает не иллюзия о том, какими люди могли бы быть, но познание того, какими они действительно были и есть.
Кто мыслит абстрактно? — Необразованный человек, а вовсе не просвещенный. "Мыслить абстрактно" — это видеть в убийце только одно абстрактное, что он убийца, называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет человеческое существо.
Относительно многих самое умное будет думать: "Изменить я его не изменю, постараюсь поэтому его использовать".
Ценить высоко мнение людей — будет для них слишком много чести.
Какой прок от просветителей, реформаторов, гуманистов? Чего добились на самом деле Вольтер, Юм, Кант? Все их старания — тщетные и бесплодные усилия, ибо мир — это госпиталь неизлечимых.
Разве вам не известно, что настоящее блаженство заключается в том, что все люди нуждаются друг в друге, и что вы ожидаете помощи от себе подобных точно так же, как они ждут ее от вас?
Человек должен быть другом людей, — он обязан им всем, что есть у него и в нем.
Для человека нет и не может быть ничего ближе и дороже человека.
Истинно честный человек должен предпочитать себе — семейство, семейству — отечество, отечеству — человечество.
Мы должны всегда стараться отыскивать не то, что нас отделяет от других людей, а то, что у нас с ними общего.
Чтобы совершать великие дела, не нужно быть величайшим гением; не нужно быть выше людей, нужно быть вместе с ними.
Судьи по уголовным и гражданским делам, начальник полиции и многие другие должностные лица, чья обязанность — блюсти установленный порядок, почти всегда видят людей в самом мрачном свете. Они полагают, что изучили общество, хотя знают только его подонки.
Есть люди, которые любят цветы и животных только потому, что не способны ужиться с ближними.
Есть люди, которые становятся скотами, как только начинают обращаться с ними, как с людьми.
Обыкновенные люди опутаны мыслями о славе и выгоде, но в один голос клянут этот мир "грязным светом" и "океаном страданий". Им неведомы ни белизна облаков, ни синева гор, ни проворство ручья, ни твердость камня. Они не знают, как цветы улыбаются птичьему щебету, а долины подхватывают песни дровосеков. Они не знают, что мир не грязен и в океане жизни нет страданий, а лишь их собственное сердце покрыто грязью и отягощено заботами.
Обращаясь с ближними так, как они этого заслуживают, мы делаем их только хуже. Обращаясь же с ними так, как будто они лучше того, что они представляют в действительности, мы заставляем их становиться лучше.
Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и наконец — просто подлецы, чистокровные подлецы.
Для иных людей говорить — значит обижать: они колючи и едки, их речь — смесь желчи с полынной настойкой; насмешки, издевательства, оскорбления текут с их уст, как слюна. Лучше бы они родились немыми и слабоумными: живость и даже ум вредят им больше, чем другим — глупость. Они не только злобно огрызаются, но и подчас сами дерзко нападают, разя всех, кто попадает им на язык, отсутствующих равно как и присутствующих; подобно быкам, они стараются вонзить рога то в грудь, то в бок жертвы... завидев подобных людей, лучше всего без оглядки и со всех ног бежать прочь.
Уважать всякого человека, как самого себя, и поступать с ним, как мы желаем, чтобы с нами поступали, выше этого нет ничего.
В чем должна состоять нравственность? — В твердом, глубоком убеждении, в пламенной непоколебимой вере в достоинство человека, в его высокое назначение. Это убеждение, эта вера есть источник всех человеческих добродетелей, всех действий.
Конфуций у моста загляделся на реку: водопад ниспадал с высоты...водоворот бурлил... А некий человек старался перейти его вброд. Конфуций послал к нему учеников, чтобы удержать его и сказать: — Тому, кому вздумается через него перебраться, — придется нелегко! Но человек их не послушался: он перешел через поток и выбрался на другой берег. — До чего же вы ловки! — воскликнул Конфуций. — У вас, видно, есть свой секрет? Как это вам удалось войти в такой водоворот и выбраться оттуда невредимым? И человек ответил так: — Как только вступаю в поток — весь отдаюсь ему и вверяюсь... Отдавшись и вверившись, располагаю свое тело в волнах и течениях, не смея своевольничать. Вот почему могу войти в поток и снова выйти. — Запомните это, ученики! — сказал Конфуций. — Воистину, даже с водой, отдавшись ей и вверившись, можно сродниться — а уж тем более с людьми.
Справедливость скорее мужская добродетель, человеколюбие — женская.
Не ищи милости людей. Не заслужить ненависти — это уже милость.
Чтоб быть достойным человеком, признай достоинство других!
Перед свиньями бисера не мечут.
Исправлять невежество и тупость первого встречного — вот обычай, которого я никак не одобряю.
К живым следует относиться доброжелательно, о мертвых же нужно говорить только правду.
Если все время человеку говорить, что он "свинья", то он действительно в конце концов захрюкает.
Ты говоришь, что вокруг тебя все дурные люди. Если ты так думаешь, то это верный признак того, что ты сам очень плох.
Скажи человеку, что он ошибается, и почему; но не поноси сердца его и не называй его безумцем.
Нельзя восхищаться человеком, не веря в него.
Чтобы изменить людей, их надо любить. Влияние на них пропорционально любви к ним.
Грубый, невоспитанный человек готов считать того или иного прохожего самой скверной и самой низкой тварью на земле только потому, что тот наступил ему на мозоль. Свои мозоли он делает мерилом оценки человеческих действий.
Чем человек умнее и добрее, тем он больше замечает добра в людях.
Большинство людей в глубине души презирает добродетель и плюет на славу.
Нельзя быть справедливым, не будучи человечным.
Люди, будьте человечны! Это ваш первый долг.
Прежде чем смеяться над людьми, надо научиться любить их всем сердцем.
Поразмыслив хорошенько, нетрудно убедиться, что вечно брюзжат, всех поносят и никого не любят именно те люди, которые всеми нелюбимы.
Для меня не должно быть человека, к которому я испытывал бы отвращение или ненависть.
Никогда не подходите к человеку, думая, что в нем больше дурного.
Кто в мире не видит своих друзей, тот недостоин, чтобы мир узнал о нем.
Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного.
Талант великих душ есть узнавать великое в других людях.
В оценке людей мы никогда не исходили из того, чем они себя хотели показать, а из того, чем они были в действительности.
Чтобы познать человека, нужно его полюбить.