Человек
Найдено цитат по теме: 5556
Если не всегда можно говорить правду, то отсюда еще не следует, что нужно лгать. Я не всегда могу сказать то, что чувствую и думаю, но это не значит, что я должен говорить то, чего я не чувствую и не думаю. Первое — это благоразумие, второе — лицемерие.
Не лгать, но и всей правды не говорить. Ничто не требует столь осторожного обращения, как правда, — это кровопускание из самого сердца нашего. Немалое нужно уменье и чтобы сказать правду, и чтоб о ней умолчать... не всякую правду сказать можно: об одной умолчи ради себя, о другой ради другого.
Не следует обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы и сами постоянно утаиваем ее от себя.
Доброе дело — правду говорить смело.
Правду говори, что дрова руби.
Торгуй правдою, больше барыша будет.
Хлеб-соль ешь, а правду режь.
Даже в пустяках надо быть правдивым.
Когда сомневаетесь, говорите правду.
Лучше горькая правда, чем лесть врага.
Лучше горькая правда, чем красивая ложь.
Говори правду, и тогда не придется ничего запоминать.
Нечего Бога гневить, надо правду говорить.
Прав тот, кто искренен.
Без правды жить легче, да помирать тяжело.
Любовь к правде проявляется в стремлении всюду находить и ценить хорошее.
Мы выиграли бы в глазах людей, если бы являлись им такими, какими мы всегда были и есть, а не прикидывались такими, какими никогда не были и не будем.
Золотое правило: судить о человеке не по его мнениям, а по тому, что делают из него эти мнения.
Подозрительность — добродетель труса.
Лицемер — всегда раб.
Привычка постоянно хитрить — признак ограниченности ума, и почти всегда случается, что прибегающий к хитрости, чтобы прикрыть себя в одном месте, открывается в другом.
Простота есть сознание своего человеческого достоинства.
Простота, соединенная с внутренним достоинством, если возбуждает толки, то всегда в пользу человека, потому что она всех располагает к нему.
Менее всего просты люди, желающие казаться простыми.
Всякий, кто хочет быть приятным, всегда неприятен тем самым, что хочет быть приятным.
Показная простота — это утонченное лицемерие.
Кто умеет внушить, что он не очень хитер, тот уже далеко не прост.
Дураки больше всего говорят о мудрости, а негодяи — о добродетели.
Лгать подло, благородство — в правде.
То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.
Характер, который в житейском обиходе обыкновенно называется приятным, составляется из вежливости и фальши.
Вежливость — это фиговый лист эгоизма.
Золото редко, поэтому изобрели позолоту; точно так же для замены недостающей нам доброты мы придумали вежливость.
Изречение in vino veritas (истина в вине) может служить доводом для тех, кто полагает, что все люди — лжецы. Что же касается меня, то я не желал бы жить с человеком, который лжет, пока трезв, и которого надо налить вином, чтобы вырвать у него слова истины.
Когда человек влюбляется, то начинает с того, что обманывает себя самого, а кончает тем, что обманывает других.
Слава Богу, что на вранье пошлин нет! Ведь куда бы какое всем нам было разорение!
Глупец всегда убежден, что никто ловчей его не проведет умного человека.
Позорно говорить одно, а думать другое, но еще позорнее думать одно, а писать другое.
Быть искренним и откровенным не значит показывать вашим друзьям грязь ваших сапог; да у кого же нет грязи на почве или подпочве собственного нравственного мира?
Мы обращаемся с действительностью, как с докучливым гостем, напрашивающимся на наше знакомство; мы стараемся запереться от нее.
Кто причиняет другому несчастье, для тех — обычная отговорка, что они желают ему добра.
Природа начертала на некоторых лицах аккредитив, который примут везде, куда бы его ни представили. Вы не в состоянии не верить таким людям: самый вид их внушает доверие.
Сколько добрых поступков, сколько прекрасных слов испорчено благодаря недостатку естественности.
Некоторые заблуждения мы сохраняем всю жизнь и воздерживаемся когда-либо исследовать их основания просто из какого-то нами самими не сознаваемого страха сделать открытие, что мы так долго и так часто верили в ложь и даже утверждали ее.
Странно! Человек возмущается злом, исходящим извне, от других, — тем, чего устранить не может, но не борется со своим собственным злом, хотя это в его власти.
Самый отъявленный злодей старается извинить себя и уговорить, что совершенное им преступление не особенно важно и вызвано неизбежною нуждою. Хвастать злодеянием противно и его натуре.
Если вы услышите, что женщина злословит о любви или что литератор пренебрежительно отзывается о публике, то знайте, прелести первой стали увядать, а талант второго начал тускнеть.
Из дюжины изуверов оказывается: один помешанный, один дурак и десять лицемеров.
Если бы называть все вещи их настоящим именем, сам Цезарь устыдился бы своей славы.
Интрига составляет силу слабых. Даже у дурака хватает ума, чтобы вредить.
Быть искренним в жизни — значит вступить в бой с неравным оружием и бороться с открытой грудью против человека, защищенного панцирем и готового нанести вам удар кинжалом.
Мы более искренни по отношению к другим, чем по отношению к самим себе.
Искренность — мать правды и печать честного человека.
Желание говорить о себе и выкатывать свои недостатки лишь с той стороны, с которой это нам всего выгоднее, — вот главная причина нашей искренности.
Клятва есть ручательство, бесполезное с людьми честными и обманчивое с прочими.
Подобно тому, как комплимент редко бывает без лжи, так и грубость редко бывает без известной доли правды.
Лицемерие — модный порок, а все модные пороки сходят за добродетели.
Мистификатор — это господин, который принимает вас за дуралея, потому что вы не приняли его за обманщика.
Всякой некрасивой вещи, всякой подлости можно придать красивое название. Рабство, например, в тех странах, где оно существует, величается патриархальным учреждением.
Наивность лучше дает себя понять, чем точность: это язык чувства, он предпочтительнее языка воображения и разума, потому что он прекрасен и общепонятен.
Я знал людей, которых наивность пугала, подобно тому, как вид нагой женщины оскорблял бы людей деликатных; они хотят, чтобы и ум был прикрыт, подобно телу.
Недостатки иногда более простительны, чем средства, которыми пользуются для того, чтоб их скрыть.
Неискренность — главный враг ясной речи.
Легко скрывать ненависть, труднее — любовь, а всего труднее — равнодушие.
Ни один человек не был столько обманываем другими, сколько сам себя обманывал.
Кто так часто обманывал тебя, как ты сам?
Лицемерие добровольного ослепления есть великий порок нашего века.
С некоторыми людьми мы строим отношения на правде. С другими — на лжи. И эти последние не менее прочны.
Плохо пахнет тот, кто постоянно хорошо пахнет.
Подозрения созревают во мраке и вскармливаются в чаду.
Что может быть выше поступка, обличающего щедрость в скряге, милосердие в мстительном человеке и смирение в гордеце?
Притворство пытается исправить природные недостатки. Цель его — нравится, но оно никогда ее не достигает.
Притворство доброты отталкивает больше, чем откровенная злоба.
Ничто так, как простота, не содействует сближению людей.
Никто не выражает такого рвения в облегчении ваших скорбей, как мошенники, причинившие вам эти скорби и извлекшие из них пользу.
Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность?
Трусость и фальшь — отличительный признак слабого характера, который боится и бежит от правды, а в лучшем случае скрывает ее от себя.
Хитрость — образ мыслей очень ограниченных людей и очень отличается от ума, на который внешне походит.
Хитрость — талант эгоистов и может обмануть лишь глупцов, принимающих бойкость за ум, серьезность — за благоразумие, бесстыдство — за талант, гордость — за достоинство.
Хитрость в сравнении с мудростью — то же, что обезьяна в сравнении с человеком.
Люди чересчур хитрые часто делают промахи, воображая других умнее или, лучше сказать, хитрее, чем они есть на самом деле.
Хитрость — мрачное капище бесталанности.
Людей не учат быть честными, а учат всему остальному. Однако они ни на что не имеют столько притязаний, как на честность. Таким образом, люди имеют притязание на знакомство только с тем, чему собственно не учатся.
Честность есть истинный аристократизм нашего времени; она не нуждается, в покровительстве, и хотя многие мечтают разыграть ее, но овладеть ею им никак не удается.
Истинная честность живет часто как жемчужина в грязной устричной раковине.
Честность и глупость так долго считались синонимами, что люди стали верить и обратному, и теперь каждый плут считает себя способным человеком.
Станьте честным человеком, и тогда вы сможете быть уверены, что одним плутом стало меньше на свете.
Сколько есть честных людей, которые сделались бы великими мошенниками, если бы судьба подвергла их таким же испытаниям, как последних.
Мы слишком ничтожны, если мы не более, как честные люди.
Честные люди — это пышная подушка, на которой мошенники засыпают и жиреют.
Единственное, что честный человек должен наблюдать во всех своих поступках, это справедливо или несправедливо то, что он делает, и есть ли это деяние доброго или злого человека.
Один момент раскроет вам злодея, Но честный познается лишь годами.
Мало есть честных людей, которые действительно были бы таковыми, если были бы уверены в том, что нечестность ненаказуема.
Естественность — это особое чутье, которое предшествует размышлению и характеризуется непосредственностью и неподдельностью чувства.
Естественность — признак не столько большой мудрости, сколько искренней и живой от природы души, которая не умеет ни скрывать, ни приукрашивать мысль и всегда излагает ее с такой натуральностью, словно эта мысль — нечаянно вырвавшееся признание.
Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.
Жеманство — это ложная деликатность нрава, заключающаяся в притворной и преувеличенной манерности поведения.
Самый жестокий — тот, кто мягок из корысти.
Искренность — это чистосердечие. Мало кто обладает этим качеством, а то, что мы принимаем за него, чаще всего просто тонкое притворство, цель которого — добиться откровенности окружающих.
Искренность заключается не столько в том, чтобы говорить все, что думаешь, сколько в том, чтобы никогда не говорить того, чего не думаешь в тот момент, когда говоришь.