Юмор и сатира
Найдено цитат по теме: 199
Веселые люди делают больше глупостей, чем печальные, но печальные делают большие глупости.
Частый и громкий смех есть признак глупости и дурного воспитания.
Смех без причины — признак дурачины.
Нет ничего глупее глупого смеха.
Если не научишься смеяться над бедами, в старости тебе вообще будет не над чем смеяться.
Пусть шутка твоя безобидна, смешна, Но дружбу разрушить способна она.
Человеку можно сказать две обидные вещи, которые он не сможет стерпеть: первое — это то, что у него нет чувства юмора, и второе — что он никогда не переживал трудных времен.
Истинная радость — дело серьезное.
Учись разгадывать выражение лица, по внешним знакам читать душу. Различай: кто всегда смеется — от глупости; кто никогда не смеется — от злости.
Если увидишь лицо без улыбки, улыбнись сам.
Всю жизнь я замечал, что при отсутствии других средств, характер человека никогда нельзя понять вернее, чем по той шутке, на которую он обижается.
Как правило, о человеке можно судить по тому, над чем он смеется.
Остроумие далеко не то, что ум. Ум отличается изобретательностью, остроумие же только находчивостью.
Остроумен тот, кто шутит со вкусом.
Тот не имеет острого ума, кто ищет остроумия.
Когда гонятся за остроумием, ловят порой лишь глупость.
Кто вечно острит — пустой человек. Такие люди подобны лжецам: ни тем, ни другим не веришь — одним, опасаясь обмана, другим, опасаясь насмешки. Никогда не знаешь, шутят они или дело говорят, а значит, дела с ними не сладишь. Вечная потеха — делу помеха. Иной обретет славу остроумца, да утратит уважение разумных. Веселью свой час, остальные — делу.
У иных людей остроумие (инструмент, пригодный в любом деле) — это всего лишь природный дар, который деспотически завладевает ими и уже не подвластен ни их воле, ни разуму.
Остроумие — это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом.
Остроумие часто граничит с полной глупостью.
Насмешка есть испытание самолюбия.
Анекдоты вообще походят на старые монашеские хартии: из тысячи их восемьсот бывают фальшивыми.
Анекдот — это ум тех, у которых его не имеется.
Те, которые сделали себе ремесло из того, чтобы забавлять других, сами бывают невеселого, мрачного характера.
Шутка никогда не бывает похожа на истину, а истина бывает похожа на самую злую шутку.
Редко бывает, чтобы каламбур возвысился до острого слова; весьма справедливо назвали его умом тех, у которых нет ума.
Истинная и всеобщая польза комедии заключается в развитии нашей способности легкой быстро подмечать смешное под каким бы то ни было покровом страсти или моды, равно как и под морщинами торжественной серьезности.
Вне собственно человеческого комическое не существует.
В комическом — предел грустного.
Комическое быстро становится скорбным, если оно человечно.
Насмешки часто походят на тонкие яды, которые убивают тех, кто употребляет их.
Жаловаться на неприятную вещь — это удваивать зло; смеяться над ней — это уничтожать его.
Объясненная шутка перестает быть шуткой, и толкователь острот сам неспособен говорить остроты.
Легко устать даже от одной страницы, где каждая фраза блещет остротами, и от произведения, непрестанно исторгающего слезы из глаз автора или читателя.
Успех остроты зависит от уха слушателя, но не от языка сказавшего ее.
Остротами колючими мы с вами И умных можем сделать дураками Так, устремляя глаз на солнце свои, Рискуем мы, что будем слепотой Поражены и не увидим света.
Что мелко в серьезной форме, то может быть глубоко в остроумной.
Остроумие ведет вечную войну с красотой и не верит ни в ангела, ни в Бога; оно хочет сердце лишить всех сокровищ, оно нападает на тщеславие и оскорбляет веру.
Десять остряков не стоят одного талантливого человека, точно так же, как десяти талантам не заменить гения.
Беседовать с остряком, то же, что пытаться ходить в ногу с обезьяной; нежданно-негаданно она оказывается уцепившейся за карниз какого-нибудь окна или повисшей на дереве.
В остроумии, как и в игре, нужно уметь вовремя остановиться.
Сильный удар наносится порокам, когда они выставляются на всеобщее осмеяние. Порицание легко переносят, но насмешку — далеко не так. Каждый не прочь быть злым, но никто не хочет быть смешным.
Среди бела дня люди с удовольствием слушают, как вышучиваются привидения, а в темную ночь с ужасом внимают рассказам о них.
Лучшая сатира, бесспорно, та, в которой столь мало злобы и столь много убедительности, что она вызывает улыбку даже у тех, кого она бьет.
Сатира хороша только тогда, когда она злободневна.
Для сочинения сатир не нужно презирать тех, против которых пишут оные; но когда употребляют глупые и увеличенные похвалы, то кажется, трудно обойтись без презрения тех, которым их приписывают...
Умная и справедливая сатира сплошь и рядом оказывается сильнее, чем закон.
В глубине холодного смеха могут отыскаться горячие искры вечной могучей любви.
Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность?
Чаще всего в смехе людей обнаруживается нечто пошлое, нечто как бы унижающее смеющегося, хотя сам смеющийся точно никогда сам не знает о впечатлении, которое производит. Точно так же не знает, как и вообще все не знают, каково у них лицо, когда они спят.
Писать лучше смеясь, чем со слезами, ибо смех особенная примета человека.
Смех — это человеколюбие.
Смеху, как влюбленности, не научишь.
Я верю, что могущество смеха и слез сможет стать противоядием от ненависти и страха.
Привычка находить всегда и во всем смешную сторону есть признак мелкой души, потому что смешное всегда лежит на поверхности.
Искусство смешить труднее искусства трогать.
Боязнь быть смешным губит более талантов и добродетелей, нежели может исправить их.
Двух вещей берегись в житейских отношениях: казаться смешным или жалким.
Мы смешны не столько теми качествами, которыми обладаем, сколько теми, которые стремимся показать, не имея их.
Возвышенное и смешное так тесно связаны между собой, что их трудно отделить одно от другого. Одна ступень над возвышенным — и начинается смешное, одна ступень ниже смешного — и возвышенное снова появляется.
Если хотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или как он волнуется благороднейшими идеями, а смотрите на него лучше, когда он смеется. Хорошо смеется человек — значит хороший человек.
Чрезвычайное множество людей совсем не умеет смеяться. Впрочем, тут уметь нечего: это дар, и его не выдумаешь себе; разовьешь себя к лучшему и поборешь дурные инстинкты своего характера — тогда и смех такого человека, вероятно, может перемениться к лучшему.
Лучше бейте меня, но дайте мне смеяться.
Шутка, насмешливое слово часто удачнее и лучше определяет даже важные вещи, чем серьезное и глубокое изучение.
Тот, кто уколот шуткой дурака. Естественно, показывать не должен, Что чувствует он боль ее, иначе Он выкажет осмеянную глупость Свою...
Остерегайтесь шутить в ущерб здравому смыслу.
Юмор — это придворный шут царя зверей в те плохие времена, когда истина не звучит, подобно звону колоколов, потому что ими можно пренебречь и осмеять их.
Только тот юмор будет жить, который возник на основе жизненной правды.
Ирония — это притворство, связанное с самоумалением в поступках и речах.
Ирония есть ясное осознание вечной изменчивости, бесконечно полного хаоса.
Ирония — стыдливость человечества.
Ирония должна быть краткой. Искренность может позволить себе многословие.
Менее обидна насмешка, если она относится и к самому насмешнику: например, если над бедностью подсмеивается бедняк, а над жадностью — скупец.
Кто насмехается над другими, сам боится насмешки других.
Осмеяние — то есть нравственное негодование должно совмещаться с постоянством возвышенного чувства.
У того, кто осмеивает зло в любых его проявлениях, не совсем здоровое нравственное чувство.
Склонность к осмеянию говорит порой о скудости ума.
Удачно высмеиваются лишь те недостатки, которые есть у тебя самого.
Серьезное должно светиться весельем, шутка отсвечивать серьезным.
Кто серьезен в смешных делах, тот будет смешон в серьезных.
Когда я смеюсь над смешным, это значит, что я отношусь к нему серьезно.
Смех — единственное испытание серьезного, а серьезное — смешного.
Смех неуязвим, потому что он смеется и над самим собой.
Смех умного виден, а не слышен.
Смех разбирает сильнее всего тогда, когда нужно сохранять серьезность.
Кто смеется, тот все прощает.
Выставить в смешном свете то, что не подлежит осмеянию, — в каком-то смысле все равно что обратить добро во зло.
Порой закрываешь глаза на истину, красоту и добро, потому что они дают мало пищи чувству смешного.
Убивают не гневом, но смехом.
Нам недостает шутки, потому что недостает серьезности, которую замещает теперь все уравнивающее остроумие, что равно смеется над добродетелью и над пороком и упраздняет их.
Если нельзя шутить над умирающим, нельзя шутить ни над кем: ведь каждый умирает, кто медленнее, кто скорее. Короче, если мы не имеем права шутить на серьезные темы, мы не должны шутить вообще.
Лжива шутка, которая не выдерживает испытания серьезностью.
Те, кто боится шутки, не доверяют собственным силам. Это — Геркулесы, которые боятся щекотки.
Юмор — не дар ума, но дар сердца; это сама добродетель, исходящая из богато одаренного сердца, если ему не позволено следовать своим побуждениям.
Если шутка прячется за серьезное — это ирония; если серьезное за шутку — юмор.
Возбуждение сострадания к осмеянному и не знающему себе цены прекрасному — и есть тайна юмора.
Воображение дано человеку, чтобы утешить его в том, чего у него нет, а чувство юмора — чтобы утешить тем, что у него есть.
Не будь у меня чувства юмора, я бы давно покончил с собой.
Язвительность — это ирония злого ума.