Познание мира и человека
Найдено цитат по теме: 227
На опыте удостоверено.
Изложение должно быть наглядным; последнее невозможно без опыта; у нас в руках три средства познания: авторитет, мышление и опыт. Авторитет не имеет значения, если справедливость его не может быть доказана: он не учит, он требует только согласия. При мышлении мы обычно отличаем истинный аргумент от ложного, проверяя вывод опытом. Экспериментальная наука испытывает и проверяет выводы других наук, она исследует тайны природы собственными силами.
Важнейшие тайны мудрости остаются в наши дни неизвестными толпе ученых за недостатком правильного метода.
Хотя Аристотель и признавал силлогизм источником знания, но есть случаи, когда простой опыт учит лучше всякого силлогизма.
Доводов недостаточно, необходим опыт. Ибо если какой-нибудь человек, никогда не видавший огня, докажет с помощью веских доводов, что огонь сжигает, повреждает и разрушает вещи, то душа слушающего не успокоится, и он не будет избегать огня до тех пор, пока сам не положит руку или воспламеняющуюся вещь в огонь, чтобы на опыте проверить то, чему учат доводы.
В жизни человеческой все так неясно и так сложно, что здесь ничего нельзя знать, наверно.
Все вещи в мире во все времена на свой лад сходны с античными временами. Ибо их творят люди, у которых всегда одни и те же страсти с необходимостью приводящие к одному и тому же результату. И это облегчает узнавание будущих вещей посредством прошлых.
Я изучаю самого себя: в этом моя метафизика и физика.
В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом — незнание.
Поскольку разным ученым людям так и не удалось постигнуть самих себя и познать свое естество, неизменно пребывающее у них на глазах и заключенное в них самих, то как я могу верить их мнениям о причинах приливов и отливов на реке Нил?
Если чудеса и существуют, то только потому, что мы недостаточно знаем природу, а вовсе не потому, что ей это свойственно.
Люди ничему не верят так твердо, как тому, о чем они меньше всего знают.
К чему нам познание вещей, если из-за него мы теряем спокойствие и безмятежность.
Те, кто занимается науками, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и пользуются собранным. Догматики же, в чрезмерном уповании на роль разума, очень походят на пауков, из самих себя ткущих паутину. Пчела в своих действиях избирает средний способ: она извлекает материал из цветов сада и поля, но располагает и изменяет его сообразно уже своему умению и намерению. Не отличается от этого и подлинное дело философии.
Нелегко найти способ объяснения того, что мы предлагаем. Ибо то, что ново в себе, будет понято только по аналогии со старым.
Никто не отыщет удачно природу вещи в самой вещи — изыскание должно быть расширено до более общего.
Всего вернее истолкование природы достигается посредством наблюдений в соответствующих, целесообразно поставленных опытах.
Истинно знать что-либо — значит знать его причины.
Сначала восходят к аксиомам, а затем спускаются к практике.
Часто случается, что вещи мелкие и незначительные дают нам больше для познания великих вещей, чем великие — для познания малых.
Знать кого-нибудь вполне — это было бы знать самого себя.
Пока отыщешь свет во мраке лет, В твоих очах уже померкнет свет.
Я предпочитаю найти одну истину, хотя бы и в незначительных вещах, нежели долго спорить о величайших вопросах, не достигая никакой истины.
Ни одно изречение Писания не имеет такой принудительной силы, какую имеет любое явление природы.
Книга, в которой заключены все тайны, есть сам человек; он сам есть книга всех сущностей, так как он есть подобие божества, великая тайна заключена в нем.
Сладок ли мед? Мне он кажется сладким. Но знаю ли я, что мел действительно сладок от природы, сам по себе? Тут я признаюсь, что не знаю. Таким знанием мы обладать не можем.
Нет более плодотворного занятия, как познание самого себя.
Лучше совсем не помышлять об отыскании каких бы то ни было истин, чем делать это без всякого метода.
Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.
Все части мира находятся в таком отношении сцепления между собой, — что невозможно, думается мне, узнать одну без другой и без целого.
Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем... У сердца свои законы, которых разум не знает.
Я провел много времени, изучая абстрактные науки, и малость сообщения, которую можно иметь с их помощью, внушила мне отвращение к ним. Когда я начал изучать человека, я увидел, что эти абстрактные науки ему не присущи и что я терялся, проникая в него еще более, чем другие, не ведающие его. Но я надеялся, по крайней мере, найти много соучастников в изучении человека, ибо это истинное изучение, которое ему присуще. Я был обманут. Их оказалось еще меньше, чем изучающих "геометрию".
Не будем отрицать всякое знание на том основании, что некоторые вещи непознаваемы.
Полезно знать протяжение нашего познания.
Знание своих способностей предохраняет от скептицизма.
Ограниченное познание — это все-таки познание, а не скептицизм.
Наши умы не созданы такими же обширными, как истина, и не соответствуют полному объему вещей. Состояние наших умов далеко от того совершенства, о котором мы составили себе идею. Тем не менее не следует обескураживаться в наших попытках поиска истины...
Вероятность восполняет недостаток познания.
Всякое определение есть ограничение.
Нам следовало бы воздерживаться от смеха, слыша, что индийские философы, желая успокоить народ, спрашивающий, на чем держится это гигантское сооружение мира, отвечают — держится на слоне. А на чем слон? — Щекотливый вопрос! Но на него никоим образом нельзя отвечать. Вот только тут и можно упрекнуть наших индийских философов. Им следовало бы довольствоваться слоном и не идти дальше. Но у них еще в запасе черепаха, спина ее достаточно широкая, как им кажется. И вот черепаха вынуждена нести новую тяжесть, а дело обстоит хуже, чем прежде.
Нам нужно только отдернуть завесу слов, чтобы ясно увидеть великолепнейшее древо познания, плоды которого прекрасны и доступны нашей руке.
Мир разумных существ далеко еще не управляется с таким совершенством, как мир физический, так как, хотя у него и есть законы, по своей природе неизменные, он не следует им с тем постоянством, с которым физический мир следует своим законам.
Мы ничего о самих себе не знаем, не знаем, что такое движение, жизнь, чувство и мысль; элементы материи нам так же неизвестны, как и все остальное; мы слепцы, которые ходят и рассуждают ощупью.
О, мои товарищи по бесконечному ничтожеству, как и я рожденные, чтобы все выносить и ничего не знать, есть ли среди вас настолько безумные, чтобы верить, будто они все это знают? Нет, таких не существует. Нет, в глубине души вы чувствуете свое ничтожество, как я сознаю свое. Но вы настолько честолюбивы, что требуете от нас постижения ваших ненужных систем.
Для нас наиболее важным является не знание способа, которым природа осуществляет свои законы: достаточно знать сами эти законы. Реальную пользу представляет знание того, что если отпустить в воздухе ничем не поддерживаемое фарфоровое изделие, то оно упадет и неминуемо разобьется. Знать же, как оно упадет и почему разобьется, — это уже чисто умозрительный вопрос. Приятно, конечно, знать истину, однако обеспечить целость фарфорового изделия мы можем и без этого.
Видеть легко; трудно предвидеть.
Мы должны удовлетворяться привычкой как последним принципом всех наших опытных заключений.
Мы располагаем тремя главными средствами исследования: наблюдением природы, размышлением и экспериментом. Наблюдение собирает факты; размышление их комбинирует; опыт проверяет результат комбинаций. Истинный метод философствования был и будет заключаться в том, чтобы умом проверять ум, чтобы умом и экспериментом контролировать чувства, чувствами познавать природу, изучать природу для изобретения различных орудий, пользоваться орудиями для изыскания и усовершенствования знаний, которые необходимо предоставить народу, чтобы научить его относиться с уважением к философии..
Природа напоминает женщину, любящую переодеваться, — ее разнообразные наряды, от которых ускользает то одна часть тела, то другая, дают надежду настойчивым поклонникам некогда узнать ее всю.
Мой читатель, читая меня, неизменно помни, что природа — не Бог, человек — не машина, гипотеза — не факт, и будь уверен, что если ты усмотришь в моей книге что-нибудь противоречащее этим принципам, значит, ты меня совсем не понял во всех этих местах.
Вопрос, почему нечто существует, — самый трудный из всех предлагаемых философией; на него отвечает только откровение.
Если вас смущает вопрос о том, что первоначальнее — яйцо или курица, то, значит, вы предполагаете, что животные с самого начала были таковы, какими они являются сейчас. Какое безумие!
Если хотим измерить небо, землю и моря, должны, во-первых, измерить себя.
Мы постигаем... непостижимость.
То, что кажется странным, редко остается необъясненным.
Мир существует не для того, чтобы мы его познавали, а для того, чтобы мы воспитывали себя в нем.
Всеобщий источник нашего несчастья в том, что мы верим, будто вещи действительно являются тем, чем мы их считаем.
С каждым мигом растет мое неведение о себе.
Кто ищет, тому назначено блуждать.
Я утверждаю, что человек не может познать самого себя, никогда не сумеет смотреть на себя только как на чистый объект познания, самопознание ни к чему путному не приводило.
Факты имеют безграничную власть над умами большинства людей, и то, что казалось невозможным, помешается наряду с обычным, как только оно произошло.
Мы не потому действуем, что познаем, а познаем потому, что предназначены действовать.
Ответ на вопросы, которые оставляет без ответа философия, заключается в том, что они должны быть иначе поставлены.
Обозреть то, что может случиться, — для этого нужен ум, а для обзора того, что уже случилось, требуются только внешние чувства.
Чего мы ищем? Покоя, счастья? Нет, только одну истину, как бы ужасна и отвратительна она ни была.
Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай.
Не довольствуйся поверхностным взглядом. От тебя не должны ускользнуть ни своеобразие каждой вещи, ни ее достоинство.
Откапывая ошибки, теряют время, которое быть может употребили бы на открытие истин.
Нет более слепого, чем тот, кто не желает видеть.
Главный предмет изучения человечества — человек.
Чтобы судить о человеке, по крайней мере, надо войти в тайну его мысли, его несчастий, его волнений.
Кто умнее, тот больше странностей открывает в других. Человек обыкновенный не примечает никакой разницы между людьми.
Нельзя судить о человеке с первого взгляда, как мы судим о картине или статуе, а нужно проникнуть в глубины его души. Достоинства обычно опутаны покровом скромности, недостатки прикрыты маской лицемерия; только немногие сердцеведы умеют сразу постичь характер ближнего, ибо и совершенная добродетель, и закоренелый порок обнаруживают себя лишь постепенно, да и то под давлением обстоятельств.
У солнца есть один недостаток: оно не может видеть самого себя.
Кто не изучал человека в самом себе, никогда не постигнет глубокого знания людей.
Никто не может судить о других, пока не научится судить о самом себе.
Загляни в самого себя.
Как познать себя? Отнюдь не созерцанием, только действиями. Попробуй исполнять свой долг, и тотчас себя познаешь.
Чтобы знать себя самого, нужно познать других.
Все можно познать, только не самого себя.
Если хочешь познать самого себя, то посмотри, как это делают другие; если же хочешь других понять, то посмотри в свое собственное сердце!
Анализ часто убивает порыв, инициативу: размолотое зерно не может ни прозябать, ни произрастать.
Аналогия и опыт — две клюки, на которых мы тащимся по дороге умствований.
Невежда удивляется, что вещи таковы, каковы они по сути, — и такое удивление есть начало знания; мудрец, наоборот, удивился бы, если бы вещи были иными, а не такими, какими он их знает.
Кто видит больше: зрячий ли, который видит, что видит, или слепой, который видит то, что воображает, — неизвестно.
Что нужно для того, чтобы ясно видеть? Не смотреть сквозь самого себя.
Если одно тело для нас загадка, то какой же загадкой бывает Вселенная.
Открытие истины путем медленного, прогрессивного размышления есть талант; интуитивное познание ее, не предшествуемое заметным размышлением, есть гений.
Жизнь наша стала бы прекрасна, если бы мы только увидели всю ее низость.
Человек целые тысячелетия искал в надзвездном мире законодателя, который живет в собственном сердце.
Каждая отрасль наших знаний последовательно проходит через три различные теоретические стадии: теологическую, или фиктивную, метафизическую, или абстрактную, научную, или положительную.
Ничего нельзя вполне узнать, ничему нельзя вполне научиться, ни в чем нельзя вполне удостовериться: чувства ограничены, разум слаб, жизнь коротка.
То, что мы знаем, — ограниченно, а то, чего мы не знаем, — бесконечно.
Выше всяких знаний должно ставить изучение самого себя. Из всех знаний самые полезные те, которые дают нам правильные сведения о нас самих и учат нас управлять самими собою.
Материалист похож на ребенка, который видит в книге лишь ряд листов, покрытых черными пятнами и связанных между собой, и для которого картина — кусок полотна, покрытый красками.
Мир — это книга, страницы которой открываются нам с каждым шагом.
Мир не кончается на нашем горизонте.
Мир не кончается у дверей дома.
Мир представляется совершенно иным, если взирать на него не только со своей колокольни.
Наш мир — это театральный занавес, за которым скрыты величайшие тайны.