Годы жизни: около 4 г. до н.э. - 65 г.
Римский писатель, философ-стоик, политический деятель. Воспитатель Нерона; обвиненный в заговоре, по его приказу покончил жизнь самоубийством. Презрение к смерти, проповедь свободы от страстей отличают его философию.
Цитаты автора
Найдено цитат автора: 226
Солнце светит и злым.
Если философы и не поступают всегда так, как говорят, то все-таки они приносят большую пользу тем, что они рассуждают, что они намечают нравственные идеалы.
Нельзя заниматься философией лишь на досуге. Для того чтобы посвятить себя этой науке, надо все оставить, потому что для нее всякого времени мало. Для философских занятий небольшая разница — прервешь ли ты их на время или прекратишь навсегда. Покинутая тобой философия после тебя не останется.
Философия учит делать, а не рассуждать. Она требует, чтобы каждый жил согласно ее закону, чтобы жизнь не расходилась с речью, она не терпит пестроты, расхождения в поведении.
Чем дороже груз, которым владеет путешественник, тем более он заботится о спокойствии волн и благодарен Нептуну за это спокойствие. Так и философ: ему нужен мир в государстве — чтобы размышлять в покое, — и он благодарен тому, кто дарует этот мир.
Философия и целебна и приятна в одно время.
Никому я рабски не подчинялся, никому не следую. Во многом я верю суждениям великих людей, кое же в чем я полагаюсь и на свое суждение.
Мне говорят, что моя жизнь не согласна с моим учением. В этом в свое время упрекали и Платона, и Эпикура, и Зенона. Все философы говорят не о том, как они сами живут, но как надо жить. Я толкую о добродетели, а не о себе, и веду борьбу с пороками, в том числе и со своими собственными: когда смогу, буду жить как должно...
Про меня говорят: "Зачем он, любя философию, остается богатым? Зачем он учит, что следует презирать богатства, а сам их накопляет? Презирает жизнь — и живет? Презирает болезни, а между тем очень заботится о сохранении здоровья? Называет изгнание пустяком, однако, если только ему удастся, — состарится и умрет на родине?" Но я говорю, что все это следует презирать, не с тем, чтобы отказаться от всего этого, но чтобы не беспокоиться об этом. Мудрец не любит богатство, но предпочитает его бедности; он собирает его не в своей душе, но в своем доме...
Нет рабства более позорного, чем рабство духа.
Мы не можем изменить мировых отношений. Мы можем только одно: обрести высокое мужество, достойное добродетельного человека, и с его помощью стойко переносить все, что приносит нам судьба.
Судьба согласного с ней ведет, противящегося — тащит.
Наблюдай, изучай и читай, чтобы ты был в состоянии преодолеть еще оставшиеся у тебя сомнения и продвигался к дальнейшему изучению и постижению, ибо жизнь без познания означает смерть и бесславное погребение.
Жить в необходимости есть зло, но нет никакой необходимости жить в необходимости. Пути к свободе везде открыты, их много, они коротки и легки. Возблагодари же Бога за то, что никого нельзя удержать в жизни. Обуздать самое необходимость — дозволено.
Презирайте бедность — никто при жизни не беден настолько, насколько при своем рождении.
Разум — это не что иное, как часть божественного духа, погруженная в тело людей.
Пусть поймут все те, кто достиг великого могущества между людьми, что даже молнии не посылаются Юпитером без совета: пусть они призывают советников, обдумывают мнения многих, взвешивают внесенные предложения и имеют в виду, что для нанесения смертельного удара даже Юпитеру недостаточно его собственного решения.
Все, что ты видишь, в чем заключено и божественное и человеческое, — едино: мы — только члены огромного тела. Природа, из одного и того же нас сотворившая и к одному предназначившая, родила нас братьями.
Дух человека велик и обширен; он не терпит никаких границ. Он не признает своей родиной узкие пределы Эфеса, Александрии или какого-либо еще более обширного государства. Его подлинная родина охватывает весь этот мир, это — свод, включающий в себя моря и земли.
Наше общество весьма подобно каменному своду; он рухнул бы, если бы камни не препятствовали друг другу падать, и этим он держится.
Природа повелевает нам приносить пользу людям, а рабы ли они или свободные, благородного ли происхождения или вольноотпущенники, дарована ли свобода с соблюдением надлежащих формальностей или в кругу друзей, совершенно безразлично.
Захочешь ли назвать Бога судьбой? Не ошибешься: ведь от Него все в мире зависит. Он причина всех причин... Назовешь ли Его природой? Не согрешишь против истины, ибо от Него все рождается. Его дыханием мы живем. Назовешь ли Его миром? Не обманешься: ведь Он и есть то целое, что ты видишь, совершенный во всех составляющих его частях, сам сохраняющий себя своей силой.
Высшее благо заключено в разуме, а не в чувствах. Что в человеке самое лучшее? Разум. Силой разума он превосходит животных и идет вровень с богами.
Скелет, который ты видишь у нас, мышцы и обтягивающая их кожа, лицо и послушные руки, равно как и все другие члены, которыми мы окружены, — это оковы духа и тьма. Они подавляют, затемняют, заражают дух, отклоняют его от истины и навязывают ему ложь; с этим отягчающим его телом духу приходится вести настоящую борьбу.
Души — суть искорки, оторвавшиеся от высших святынь, упавшие и приставшие к чуждому им элементу.
Душа — это Бог, нашедший приют в теле человека.
Тот, кто думает, что рабство распространяется на всю личность, заблуждается; ее лучшая часть свободна от рабства. Только тело подчинено и принадлежит господину, дух же сам себе господин... Только судьба тела в руках господина: его он покупает, его продает; то, что внутри человека, он не может присвоить себе с помощью торговой сделки.
Развитие человечества не находится еще в столь блестящем состоянии, чтобы истина была доступна большинству. Одобрение толпы — доказательство полной несостоятельности.
Я принимаю общее правило всех стоиков: "Живи сообразно с природой вещей". Не уклоняться от нее, руководствоваться со законом, брать с нее пример, — в этом и заключается мудрость. Следовательно, жизнь счастлива, если она согласна со своей природой.
Природа обыскивает нас и при входе и при выходе. Голыми пришли, голыми уходим. И нельзя вынести отсюда больше, чем принес.
Кто сказал, что умирать страшно? Разве кто-то возвратился оттуда? Почему же ты боишься того, о чем не знаешь? Не лучше ли понять намеки неба? Заметь: в этой жизни мы все время болеем — то этой болезнью, то другой. То нас донимает желудок, то болит нога. Со всех сторон в этом мире нас преследуют дыхание болезней, ярость зверей и людей. Со всех сторон нас будто гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто живет не у себя. Почему же тебе страшно возвращаться из гостей домой?
Ты покинул теплую материнскую утробу, и тебя овеял вольный воздух земли. Ты закричал от прикосновения жестких рук, почуяв страх перед неведомым. Почему же потом, когда мы готовимся предстать перед другим неведомым и покидаем теплую утробу мира, — почему мы так боимся? Ведь однажды мы уже испытали этот страх? Чего же нам бояться вновь? Девять месяцев приготовляла нас утроба матери для жизни в этом мире, почему же мы не понимаем, что весь срок нашей жизни — от младенчества до старости — мы только зреем для какого-то нового рождения?
И вновь понимаешь: нет, нет, мы не умираем — мы только прячемся в природе. Ибо дух наш — вечен... Ох, побыстрее бы в гавань! Чего желать? Что нам оплакивать в этом мире? Вкус вина, меда, устриц? Но мы все это изведали тысячу раз. Или милости фортуны, которые мы, как голодные псы, пожираем целыми кусками, — проглотим и вкуса не почувствуем? Все суета... Пора! Пора! Прочь из гостей! Засиделся! В гавань! В гавань!
Ты спросишь, а почему тогда грабят и убивают в этом мире? А в этом — намек человекам: не бегайте за тщетою! Зачем нам достояние? Пурпурная тога? Ведь Бог — нагой. Запомни: у человека нет несчастий, кроме тех, которые он сам считает несчастьями. Я хвораю? Говори себе — такова доля смертных! Друга похитила смерть? Участь людей, обычная участь! Помни: что бы ни случилось с философом, спокойствие духа его — постоянно. Да, достичь гармонии — трудно, но достичь ее среди стонов и крови — во сто крат труднее... Будем же думать не о бренном теле, которым легко распоряжаться властителям сего мира, — но о душе и вечности, им неподвластных. Тогда ты до конца постигнешь-слова древних: " Кто борется с обстоятельствами, тот поневоле становится их рабом". На прощание прими от меня в дар слова философа: " Мы учим не терять". А нужно учить: "Будь счастлив, все потеряв". И еще: "Все заботятся жить долго, но никто не заботится жить правильно".
Ведь они рабы? Да, но они твои товарищи по рабству, если подумать, что и они, и мы одинаково находимся во власти судьбы.
Мне скажут: да ведь они рабы. Да, но вот этот раб обладает свободным духом. А покажите мне, кто не рабствует в том или другом смысле? Этот вот — раб похоти, тот — корыстной жадности, а этот — честолюбия...
Жизни первый час жизнь на час убавил.
Наша беда не приходит извне: она в нас, в самой нашей утробе.
Добродетели нельзя разучиться.
Подлинна только та безмятежность, чей корень — совершенство духа.
Великие полководцы, когда замечают плохое повиновение у солдат, усмиряют их трудом и держат в узде походами. Кто занят, у того нет времени на озорство, и вернее верного то, что дело искореняет пороки, порожденные бездельем.
Ведь не так опасны пороки, не скрытые от глаз; даже больные идут к выздоровлению, если болезнь прорвалась из глубины и обнаружила всю свою силу. Знай, что и скупость, и честолюбие, и другие недуги человеческого духа пагубнее всего тогда, когда прячутся под личиной здоровья.
У радости же один непременный признак: она не может ни прекратиться, ни обернуться своей противоположностью. Вот я прилежно читаю Секстия; философ великого ума, он писал по-гречески, мыслил по-римски. Один образ у него меня взволновал. Там, где врага можно ждать со всех сторон, войско идет квадратным строем, готовое к бою. Так же, говорит он, следует поступать и мудрецу: он должен развернуть во все стороны строй своих добродетелей, чтобы оборона была наготове, откуда бы ни возникла опасность, и караулы без малейшей суматохи повиновались бы каждому знаку начальника.
Жив тот, кто многим приносит пользу; жив тот, кто сам себе полезен. А кто прячется и коснеет в неподвижности, для того дом — словно гроб. Можешь хоть начертать у порога его имя на мраморе: ведь они умерли раньше смерти.
И в скорби есть доля тщеславия! Мы ищем в слезах доказательства нашей тоски и не подчиняемся скорби, а выставляем ее напоказ.
Так будем жадно наслаждаться обществом друзей — ведь неизвестно, долго ли еще оно будет нам доступно.
Ничто не становится ненавистно так быстро, как горе.
Если хочешь меня послушаться, думай об одном, готовься к одному: встреть смерть, а если подскажут обстоятельства, и приблизь ее. Ведь нет никакой разницы, она ли к нам придет, мы ли к ней.
Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.
Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Такой человек и не жил, и замешкался среди живых, и не поздно умер, а долго умирал.
Мудрость никогда не досадует на себя.
Доблесть жаждет опасности.
Час, давший нам жизнь, укоротил ее.
Нет человека, который не предпочел бы упасть один раз, чем постоянно колебаться.
Кто друг себе, тот друг и всем.
Поспешность сама себе препятствует.
Чтобы рассказать о своем сновидении, нужно проснуться.
Кто начал тревожиться, тому себя не сдержать.
Только разум может обеспечить покой.
Ничто не является пороком само по себе.
Что было пороками, то теперь нравы.
Довольствующийся немногим желудок освобождает от очень многого.
Что измельчено в пыль, то смутно.
Подняться на небо можно из любого закоулка.
Страшиться потерять — все равно, что горевать об утрате.
Всякое удовольствие усиливает опасность.
Наградой за доброе дело служит свершение его.
Мучительнее всего неизвестность.
В беде следует принимать опасные решения.
Люди сами держатся за рабскую долю.
Слишком неумеренная радость угнетает нас.
Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти.
Доводы разума ...на взгляд... невелики, но растут по мере того, как делают свое дело. Тот же удел у наставлений, что и у семян: короткие, они многое могут, лишь бы только им попасть в подходящую душу, способную их принять. А она сама принесет плоды, возвратив полученное сторицей.
Учиться надо смолоду, на старости же лет — наслаждаться знаниями.
Лучше изучить лишнее, чем ничего не изучить.
Обучая, учусь.
Лучшее средство от обиды — прощение.
Цезарю многое непозволительно именно потому, что ему дозволено все.
Чаще пользуйся ушами, чем языком.
Человек для человека — святыня.
Прежде чем сказать что-либо другим, скажи это себе.
Если хочешь взять власть над всем, отдай власть над собою разуму.
Зависть людей показывает, насколько чувствуют они себя несчастными; их постоянное внимание к чужому поведению — насколько они скучают.
Чем кто больше заслуживает презрения и насмешки, тем наглее его язык.
Доказательства свойств характера можно извлекать из мелочей.
Жить — значит бороться.
Великая судьба — великое рабство.
Кто не знает, в какую гавань плыть, для того не бывает попутного ветра.
Каждый из нас для другого являет великий театр.
Для мудрого его век так же долог, как для богов вечность. А кое в чем мудрец превосходит и Бога: тот избавлен от страха благодаря природе, а этот — благодаря самому себе.
Все заботятся не о том, правильно ли живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно — это всем доступно, жить долго — никому.
Глупо, конечно, чувствовать себя несчастным из-за того, что когда-нибудь станешь несчастным.
Жди каждый день какой-нибудь беды от людей. Гром гремит прежде, чем поднимается буря. Здания предвещают свое разрушение треском. Дым возвещает о пожаре. Опасность со стороны людей подкрадывается неожиданно, и чем она больше, тем тщательнее скрывается. Мы ошибаемся, когда верим выражению лиц людей, приближающихся к нам. У них только наружность людей: в душе же они звери.
Мы должны вынести над собой один и тот же приговор: мы злы, были злыми и будем злыми.
Мудрец тогда больше всего думает о бедности, когда его окружает богатство.
Важно не то, чтобы у тебя было много книг, а то, чтобы они были хорошими.
Величие некоторых дел состоит не столько в их размерах, сколько в своевременности.
Власть над чужими народами непрочна.
Где оказывался бессильным ум, там часто помогало время.
Если хотите ничего не бояться, вспомните, что бояться можно решительно всего.