Годы жизни: 1742 г. - 1799 г.
Немецкий писатель-сатирик, литературный и художественный критик эпохи Просвещения, ученый-физик.
Цитаты автора
Найдено цитат автора: 95
То, что кажется странным, редко остается необъясненным.
Впечатление из десяти изречений, действующих на ум, легче изгладить, чем впечатление от одного, подействовавшего на сердце.
Не совершаем ли мы, колесуя убийцу, ошибку ребенка, который бьет тот стул, на который наткнулся?
Книга — это зеркало. И если в него смотрится обезьяна, то из него не может выглянуть лик апостола.
Кто не понимает ничего, кроме химии, тот и ее понимает недостаточно.
Очень печально, что стремление людей уменьшить зло порождает так много нового зла.
Величайшее счастье, о котором я ежедневно прошу небо: пусть превосходят меня в силах и знаниях лишь разумные и добродетельные люди.
Научиться достаточно наглядно представлять себе, что никто не является вполне счастливым, есть, возможно, ближайший путь к полному счастью.
Истинную свободу и истинное ее применение лучше всего характеризуют злоупотребления свободой.
Жить против воли отвратительно; но еще ужасней было бы стать бессмертным, если этого не желаешь.
Ни о чем не судят так поверхностно, как о характере человека. Ни в одном деле не оценивают целого менее, чем здесь, а ведь именно в этом и заключается суть характера.
Ум человека можно определить по тщательности, с которой он учитывает будущее или исход дела.
Видя себя в других, не только любишь себя, но и ненавидишь.
Ощущение совместного стыда — чувство всегда искреннее. Его испытываешь, когда человек, высоко ценимый, недостаточно зная тех, перед кем он хочет порисоваться, становится смешным.
Краснеют ли от стыда в темноте? Что от испуга в темноте бледнеют, в это я верю, но в первое — нет. Потому что бледнеют только из-за себя, а краснеют и за себя, и за других.
Сочувствие — неважная милостыня.
Рабский поступок — не всегда поступок раба.
Не создавай себе слишком мудреного представления о человеке, суди о нем просто; не считай его ни слишком хорошим, ни слишком дурным.
Плохие люди выигрывают, когда их лучше узнаешь, а хорошие — теряют.
Мир существует не для того, чтобы мы его познавали, а для того, чтобы мы воспитывали себя в нем.
Воспитание есть своего рода рождение.
Прежде чем осудить, надо всегда подумать, нельзя ли найти извинение.
Я, конечно, не могу сказать, будет ли лучше, если все будет по-иному, но вот что я могу утверждать: все должно быть по иному, если все должно стать лучше.
О том, чем должен быть человек, даже лучшие люди не знают почти ничего достоверного; о том же, каков он есть, кое-что можно узнать на примере каждого!
Кто имеет меньше, чем желает, должен знать, что он имеет больше, чем заслуживает.
В слове "ученый" иногда заключена лишь понятие того, что человека многому учили, но не то, что он сам чему-то научился.
Превратить глупца в гения столь же трудно, как свинец — в золото.
Усомнись во всем, по крайней мере, один раз, и пусть не будет исключением из этого и аксиома "дважды два — четыре".
Всеобщий источник нашего несчастья в том, что мы верим, будто вещи действительно являются тем, чем мы их считаем.
Мы живем в мире, где один дурак создает много дураков, а один мудрый — очень мало мудрых.
Лезвие ножа образует рукоятка.
Как много могут навредить правила, едва только наведешь во всем строгий порядок.
Есть люди, которые полагают, что все, что делается с серьезным видом, разумно.
Красивые птицы поют хуже других. То же относится и к людям. В вычурном стиле не стоит искать глубокую мысль.
Остротами и причудами следует пользоваться так же осторожно, как и всеми вещами, способными ржаветь.
"Хороший тон" находится октавой ниже.
Есть люди, которые ничего не начнут слышать, прежде чем им не отрежут уши.
Не следует доверять человеку, который, утверждая что-либо, кладет руку на сердце.
Когда употребляют старое слово, то часто оно идет к разуму по каналу, который прорыт еще азбукой; метафора же пролагает себе новый путь и часто пробивается по нему.
Пусть тебя слишком не огорчает незаслуженное порицание; зато ведь и хвалят тебя иной раз ни за что.
И великие люди ошибаются, а некоторые из них так часто, что иногда почти является искушение считать их маленькими.
Скрывая свои недостатки, лучше не станешь; наш авторитет выигрывает от той искренности, с которой мы признаем их.
Самая занимательная для нас поверхность на земле — это человеческое лицо.
Всякая беспартийность искусственна. Человек всегда партиен и глубоко прав в этом. Сама беспартийность партийна.
Есть люди, которые рождаются с влечением ко злу.
Как мало друзей остались бы друзьями, если бы они могли полностью узнать мысли друг друга.
У женщин местоположение чувства чести совпадает с центром тяжести ее тела; у мужчин оно находится несколько выше, в груди, около диафрагмы; поэтому мужчины надувают грудь при совершении "великих" дел...
Девушка, открывающая душу и тело своему другу, открывает таинства всего женского пола.
Кто влюблен в самого себя, тот в своей любви имеет, по крайней мере, то преимущество, что у него никогда не будет много соперников.
Самая опасная ложь — это слегка извращенная правда.
Золотое правило: судить о человеке не по его мнениям, а по тому, что делают из него эти мнения.
Всю жизнь я замечал, что при отсутствии других средств, характер человека никогда нельзя понять вернее, чем по той шутке, на которую он обижается.
Неукротимое честолюбие и недоверчивость я встречал всегда вместе.
Говорят: Бог создал человека по образу своему. Слова эти не могут значить ничего другого, как то, что человек по своему образу создал Бога.
Хорошее выражение имеет почти такую же цену, как и хорошая мысль, ибо почти невозможно хорошо выражаться, не показывая при этом с выгодной стороны того, что здесь выражается.
Пестрые птицы поют хуже других. То же относится к людям: под вычурным стилем не всегда кроется глубокая мысль.
Очень важно, как что-либо говорится; я думаю, что самые обыкновенные вещи можно сказать так, что многие спросят себя: уж не сам ли дьявол внушил их говорящему.
Насколько лучше жилось бы некоторым людям, если бы они так же мало заботились о чужих делах, как мало заботятся о своих собственных.
Из всех видов деспотизма самый страшный — деспотизм верования и системы. Большинство людей — рабы моды и нелепых обычаев.
Чтобы быть в жизни довольным или, скорее, веселым, нужно на нее смотреть только слегка и мимоходом. Чем вдумчивее относишься к жизни, тем она становится серьезнее.
Если голова и книга приходят в столкновение и слышен звук пустого тела, — всегда ли виновата книга?
Если бы мы больше думали сами, мы сами имели бы гораздо меньше плохих книг и гораздо больше хороших.
Часто особенно заслуживают исследования самые общепризнанные мнения и то, что каждый считает давно решенным.
Большинство людей живет модой, а не разумом.
Нет, конечно, ни одного человека в мире, который, если ему представляется случай стать мошенником за тысячу талеров, не остался бы честным человеком за половину этой суммы.
Самые пламенные защитники науки, которые не могут выносить даже легкого косого взгляда на нее, — это обыкновенно те люди, которые в науке достигли весьма немногого и которые осознают этот свой недостаток.
"Есть много людей, более несчастных, чем ты". Это изречение, правда, не послужит кровлей, под которой можно было бы жить, однако оно достаточно для того, чтобы под ним укрыться от ливня.
Люди, которым всегда некогда, обыкновенно ничего не делают.
Общение с разумными людьми надо рекомендовать каждому именно потому, что дурак таким образом из подражания привыкает поступать умно. Даже величайшие дураки в состоянии подражать, раз это могут делать обезьяны, пудели и слоны.
Что мелко в серьезной форме, то может быть глубоко в остроумной.
Учиться писать просто надо рекомендовать уже потому, что ни один честный человек в своих выражениях не мудрит и не пыжится.
Можно и не обладая глубоким умом писать так, что другому понадобится много ума, чтобы понять написанное.
Не удивительно ли, что публику, когда она хвалит нас, всегда считают компетентным судьей, но как только она порицает нас, признают неспособной говорить о произведениях ума.
Разум всегда так же поднимается над царством темных, но теплых чувств, как Альпы поднимаются своими вершинами над облаками. Там они видят солнце лучше, яснее, но там они холодны и бесплодны. Они чванятся своею высотою.
Построить республику из материалов разрушенной монархии, конечно, очень тяжелая проблема. Дело не пойдет на лад, пока каждый камень не будет переделан заново, а для этого нужно время.
Лучшая сатира, бесспорно, та, в которой столь мало злобы и столь много убедительности, что она вызывает улыбку даже у тех, кого она бьет.
То, что яснее всего характеризует истинную свободу и ее истинное применение, — это злоупотребление ею.
Установить свободу и равенство так, как об этом теперь думают многие, — это значит дать одиннадцатую заповедь, которая отменила бы остальные десять.
Я думаю, что очень многие люди, в силу той радости, которую испытывают, когда начинают понимать отвлеченную и темно изложенную систему, начинают думать, что эта система доказана.
Наши слабости нам не вредят, когда мы их знаем.
Если бы когда-либо какой-нибудь Линней расположил животных в соответствии с их счастьем, довольством своим положением, то, видимо, некоторые люди оказались бы позади ослов и охотничьих собак.
Бесцельным блужданием по сторонам, бесцельными набегами фантазии нередко можно поднять дичь, которой может пользоваться и степенная философия в своем благоустроенном хозяйстве.
Страна, где церкви великолепны, а дома в развалинах, точно так же погибла, как и та, где церкви в развалинах, а дома стали замками.
Было бы очень хорошо читать очень много, если бы только это не притупляло наших чувств и, в виду сильного желания все больше знать без собственных усилий, в конце концов не убивало в нас духа пытливости и критики.
Есть очень много людей, которые читают только для того, чтобы не думать.
Люди так мало запоминают из того, что они читают, потому что они слишком мало думают сами.
Кто много читал, становится гордым и педантичным; кто много видел, берет кое-что от всех сословий и состояний, применяется ко всему и становится гражданином мира.
Гордость — благородная страсть — не слепа по отношению к собственным недостаткам. Этим отличается надменность.
Многие скорее считают добродетелью раскаяние в ошибках, чем старание избежать их.
Первый шаг мудрости — нападать на все; последний — переносить все.
Там, где умеренность — ошибка, равнодушие — преступление.
У человека, любящего себя, есть то преимущество, что у него мало соперников.
Скромник более невыносим, чем хвастун. Последний признаёт за каждым его достоинство; излишне же скромный человек, по-видимому, презирает того, перед кем скромничает.
Филантропия — это знание того, как осчастливить человечество, и незнание того, как помочь ближнему.
Честный и мошенник просто путают понятия "мое" и "твое". Один принимает первое за второе, а другой — второе за первое.