Ж. Лабрюйер
Годы жизни: 1645 г. - 1696 г.
Французский писатель. Мастер афористической публицистики. В своих произведениях дал сатирической "портрет" высших сословий.

Цитаты автора

Найдено цитат автора: 272

Невозможность доказать, что Бога нет, убеждает меня в том, что Он существует.

Ж. Лабрюйер


Все давно сказано, и мы опоздали родиться, ибо уже более семи тысяч лет на земле живут и мыслят люди. Урожай самых мудрых и прекрасных наблюдений над человеческими нравами снят, и нам остается лишь подбирать колосья, оставленные древними философами и мудрейшими из наших современников.

Ж. Лабрюйер


О тщеславный и самонадеянный человек! Сумей создать хотя бы того червяка, которого ты попираешь ногой и презираешь.

Ж. Лабрюйер


Душа отнюдь не то, что видит цвет или слышит звук, а только то, что мыслит.

Ж. Лабрюйер


Мысль нетленна.

Ж. Лабрюйер


Проезжая иные места, мы приходим в восхищение: проезжая другие — умиляемся, и нам хочется там поселиться. Мне кажется, что ум, расположение духа, пристрастия, вкусы и чувства человека зависят от места, в котором он живет.

Ж. Лабрюйер


Где причина возвышения людей? В глубоком уме, выдающихся талантах или в удачном стечении обстоятельств?

Ж. Лабрюйер


Участь человека так безотрадна, что может отбить охоту к жизни! Сколько приходится ему потеть, недосыпать, кланяться и унижаться перед другими, прежде чем он составит себе скромное состояние или получит его благодаря смерти близких!

Ж. Лабрюйер


Быть философом — хорошо, слыть им — не слишком полезно. Не вздумайте называть кого-нибудь философом: это слово почитается у нас чуть ли не бранным, и так будет до тех пор, пока люди, переменив свои взгляды, не возвратят ему первоначальный, возвышенный смысл и не окружат его должным уважением.

Ж. Лабрюйер


У иного довольно ума, чтобы преуспевать в своей области и даже поучать в ней других, но слишком мало, чтобы не рассуждать о том, чего он не понимает: он смело выходит за пределы своих знаний, но тут же сбивается с пути и при всей своей одаренности начинает говорить, как глупец.

Ж. Лабрюйер


Даже самый лучший совет нередко вызывает в нас неудовольствие: достаточно уже того, что он исходит не от нас самих; высокомерие и прихоть подстрекают нас пренебречь им, а если мы все же следуем ему, то лишь по размышлении и в силу прямой необходимости.

Ж. Лабрюйер


Прийти к заключению, что иные люди не способны мыслить здраво, и заранее отвергнуть все, что они говорят, сказали и скажут, — значит избавить себя от множества бесполезных споров.

Ж. Лабрюйер


Выше великого политика я ставлю только того, кто не жаждет им стать, ибо с каждым днем все больше убеждается, что этот мир не стоит того, чтобы тратить на него силы.

Ж. Лабрюйер


Чем меньше человек говорит, тем больше он выигрывает: люди начинают думать, что он не лишен ума, а если к тому же он действительно неглуп, все верят, что он весьма умен.

Ж. Лабрюйер


Ставьте людей на такие посты, которые можно защищать с риском для жизни, но с надеждой ее сохранить: человек любит и славу и жизнь.

Ж. Лабрюйер


Успех всегда располагает нас к тому, кто его добился: будь этот человек вельможей или простолюдином, мы восхищаемся им, приходим от него в восторг; безнаказанное преступление превозносится чуть ли не так же, как добродетельное деяние, а удача заменяет чуть ли не все добродетели вместе. Если поступок не может быть оправдан даже успехом, — значит, это черное, низкое, мерзостное злодейство.

Ж. Лабрюйер


Ораторы в одном отношении похожи на военных: они идут на больший риск, чем люди других профессий, зато быстрее возвышаются.

Ж. Лабрюйер


Человек от природы лжив, а истина же — проста и нага; он жаждет прикрас и выдумок, поэтому истина не для него: она нисходит с неба в готовом, так сказать, виде и во всем своем совершенстве, а человек любит только то, что создал сам, — небылицы и басни.

Ж. Лабрюйер


К высокому положению ведут два пути: проторенная прямая дорога и окольная тропа в обход, которая гораздо короче.

Ж. Лабрюйер


Трудно сказать, чего больше заслуживает нерешительность — жалости или презрения, и неизвестно, что опаснее — принять ошибочное решение или не принимать никакого.

Ж. Лабрюйер


Вера либо истинна, либо ложна. Если она вымысел, значит, добродетельный человек, монах или отшельник зря потеряли шестьдесят лет жизни, и только, — больше им ничто не угрожает. Но если она основана на истине, то человека порочного ожидает страшная участь: одна мысль о муках, которые он себе готовит, приводит в трепет мое воображение; ум бессилен постичь их, слова — выразить. Поэтому, даже допуская, что вера менее истинна, чем это считается, человек все равно не может избрать путь более спасительный, нежели стезя добродетели.

Ж. Лабрюйер


Крайности всегда порочны, ибо исходят от человека; равновесие всегда справедливо, ибо исходит от Бога.

Ж. Лабрюйер


Люди в большинстве случаев сперва гневаются, потом наносят обиду; некоторые же поступают наоборот: сначала оскорбляют, потом сердятся. Удивление, в которое вас это повергает, не оставляет места для злопамятства.

Ж. Лабрюйер


Сказать о человеке, который вспыльчив, непостоянен, сварлив, угрюм, вздорен, капризен: "Такой уж у него нрав", — значит не извинить его, как полагают многие, а необдуманно объявить эти большие недостатки неисправимыми.

Ж. Лабрюйер


Кончина наступает однажды, и ждем мы ее всю жизнь: боязнь смерти мучительней, чем сама смерть.

Ж. Лабрюйер


Взгляните на часы: колесики, пружины, словом — весь механизм, скрыты; мы видим только стрелку, которая незаметно свершает свой круг и начинает новый. В точности такова и жизнь придворного: нередко, продвинувшись довольно далеко, он оказывается у отправной точки.

Ж. Лабрюйер


Прямая противоположность тому, что говорят о делах и людях, часто и есть истинная правда о них.

Ж. Лабрюйер


Резкость, грубость, неотесанность — это пороки, от которых иной раз не свободны даже умные люди.

Ж. Лабрюйер


О сильных мира сего лучше молчать: говорить о них хорошо — почти всегда значит льстить им; говорить о них дурно — опасно, пока они живы, и подло, когда они мертвы.

Ж. Лабрюйер


Когда народ охвачен волнением, никто не может сказать, как восстановить спокойствие; когда он умиротворен, никто не знает, что может нарушить его спокойствие.

Ж. Лабрюйер


Монарх, окруженный роскошью и пышностью, — это пастух в одежде, усыпанной золотом и каменьями, с золотым посохом в руке, с овчаркой в золотом ошейнике, на парчовой или шелковой сворке. Какая польза стаду от этого золота? Разве оно защитит его от волков?

Ж. Лабрюйер


Часто люди падают с большой высоты из-за тех же недостатков, которые помогли им ее достичь.

Ж. Лабрюйер


"Две трети своей жизни я уже прожил, зачем же так беспокоиться о том, как пройдет остаток моих дней? Самая блестящая карьера не стоит ни тех мучений, которым я себя обрекаю, ни тех низостей, на которых себя ловлю, ни тех унижений и обид, которые претерпеваю. Еще каких-нибудь тридцать лет — и рухнут могучие колоссы, на которых я сейчас смотрю снизу верх, исчезнут все — и я, такой маленький и ничтожный, и те, на кого я так жадно взираю, связывая с ними свои заветные надежды на возвышение. Самое лучшее в жизни, — если в ней и вправду есть что-нибудь хорошее, — это покой, уединение и место, где ты сам себе хозяин". Так думал Н., пребывая в опале: он забыл об этих мыслях, как только снова вошел в милость.

Ж. Лабрюйер


Человек, некоторое время занимавшийся интригами, уже не может без них обойтись: все остальное ему кажется скучным.

Ж. Лабрюйер


Для интриг нужен ум, но, когда его много, человек стоит настолько выше интриг и происков, что уже не снисходит до них; в этом случае он идет к успеху и славе совсем иными путями.

Ж. Лабрюйер


Фаворит должен всегда следить за собой. Ведь если он протомит меня в приемной меньше, чем обычно; если лицо его будет приветливей, а брови не так насуплены; если он любезно выслушает меня и проводит чуть дальше к двери, я решу, что ему грозит падение, — и не ошибусь.

Ж. Лабрюйер


В разглашении тайны всегда повинен тот, кто доверил ее другому.

Ж. Лабрюйер


Человек может возвыситься лишь двумя путями — с помощью собственной ловкости или благодаря чужой глупости.

Ж. Лабрюйер


Неужели нельзя изобрести средство, которое заставило бы женщин любить своих мужей?

Ж. Лабрюйер


На ученую женщину мы смотрим, как на драгоценную шпагу: она тщательно отделана, искусно отполирована, покрыта тонкой гравировкой. Это настенное украшение показывают знатокам, но его не берут с собой ни на войну, ни на охоту, ибо оно так же не годится в дело, как манежная лошадь, даже отлично выезженная.

Ж. Лабрюйер


Щедрость состоит не столько в том, чтобы давать много, сколько в том, чтобы давать своевременно.

Ж. Лабрюйер


Как трудно быть вполне довольным кем-то!

Ж. Лабрюйер


Все страсти лживы: они стараются надеть маску, они прячутся даже от самих себя. Нет такого порока, который не рядился бы под какую-нибудь добродетель или не прибегал бы к ее помощи.

Ж. Лабрюйер


Справедливость по отношению к ближнему следует воздавать безотлагательно; медлить в таких случаях — значит быть несправедливым.

Ж. Лабрюйер


Не столько ум, сколько сердце помогает человеку сближаться с людьми и быть им приятным.

Ж. Лабрюйер


Ум всех людей, вместе взятых, не поможет тому, у кого нет своего: слепому не в пользу чужая зоркость.

Ж. Лабрюйер


И при зарождении и на закате любви люди всегда испытывают замешательство, оставаясь наедине друг с другом.

Ж. Лабрюйер


Тосковать о том, кого любишь, много легче, чем жить с тем, кого ненавидишь.

Ж. Лабрюйер


Нам следует искать расположения тех, кому мы хотим помочь, а не тех, от кого мы ждем помощи.

Ж. Лабрюйер


Мы преисполнены нежности к тем, кому делаем добро, и страстно ненавидим тех, кому нанесли много обид.

Ж. Лабрюйер


Суть учтивости состоит в стремлении говорить и вести себя так, чтобы наши ближние были довольны и нами и самими собой.

Ж. Лабрюйер


Подчас легче и полезнее приладиться к чужому нраву, чем приладить чужой нрав к своему.

Ж. Лабрюйер


Стоит ли возмущаться тем, что люди черствы, неблагодарны, надменны, себялюбивы и равнодушны к ближнему? Такими они родились, такова их природа, и не мириться с этим — все равно, что негодовать, зачем камень падает, а пламя тянется вверх.

Ж. Лабрюйер


Пожалуй, в устную речь можно вложить еще более тонкий смысл, чем в письменную.

Ж. Лабрюйер


Чтобы чувствовать себя счастливыми, нам довольно быть с теми, кого мы любим: мечтать, беседовать с ними, хранить молчание, думать о них, думать о чем угодно — только бы не разлучаться; остальное безразлично.

Ж. Лабрюйер


Все наши беды проистекают от невозможности быть одинокими.

Ж. Лабрюйер


Как много на свете суетливых, вечно куда-то спешащих людей, торопыг, хотя никакой занятости у них нет и делами они не обременены! Не успев обменяться с вами приветствиями, они уже жаждут отделаться от вас и чуть ли не гонят прочь: вы еще не закончили фразы, а их уже и след простыл. Эти люди — такие же невежи, как и те, что останавливают вас и потом ни за что не отпускают; впрочем, последние, быть может, еще хуже первых.

Ж. Лабрюйер


Водись на свете поменьше простаков, было бы меньше и тех, кого называют хитрецами и ловкачами.

Ж. Лабрюйер


Вельможи чванятся тем, что прорезают леса аллеями, окружают свои владения непомерно длинными стенами, раззолачивают потолки, сооружают фонтаны и устраивают оранжереи; однако их страсть к диковинному не настолько велика, чтобы вселить довольство в чье-либо сердце, преисполнить радостью чью-то душу, предотвратить или облегчить чью-то горькую нищету.

Ж. Лабрюйер


Большинство людей употребляет лучшую пору жизни на то, чтобы сделать худшую еще более печальной.

Ж. Лабрюйер


Раб имеет одного господина, а честолюбец имеет их столько, сколько есть людей, полезных для его возвышения.

Ж. Лабрюйер


Иной раз вы видите людей, которые здороваются еле заметным кивком головы, всем наступают на ноги и ходят выпятив грудь, словно женщины. Вопрос они задают, не глядя на собеседника; говорят громко показывая, что считают себя выше присутствующих. Стоит им остановиться, как их окружают; они разглагольствуют и задают тон беседе, сохраняя все ту же смешную позу напускного величия, пока не появится кто-нибудь из вельмож, в чьем присутствии они сразу притихают и возвращаются к естественному своему состоянию, которое куда больше им к лицу.

Ж. Лабрюйер


Иные люди, выучив пять-шесть ученых слов, уже выдают себя за знатоков музыки, живописи, зодчества, гастрономии и воображают, будто слух, зрение и вкус доставляют им больше наслаждения, чем другим; таким образом они внушают уважение окружающим и обманывают самих себя.

Ж. Лабрюйер


Чем больше наши ближние похожи на нас, тем больше они нам нравятся; уважать кого-то — это, по-видимому, то же самое, что приравнивать его к себе.

Ж. Лабрюйер


Иные люди не внемлют голосу рассудка, глухи к благоразумным советам и сознательно совершают ошибки, — только бы не подчиниться чужой воле.

Ж. Лабрюйер


Люди так заняты собой, что у них нет времени вглядываться в окружающих и справедливо их оценивать. Вот почему те, у кого много достоинств, но еще больше скромности, нередко остаются в тени.

Ж. Лабрюйер


Жизнь коротка и безотрадна: она вся уходит на ожидание. Мы откладываем отдых и радости на будущее, часто на то время, когда уже утрачиваем лучшее, что имеем, — здоровье и молодость. Это время наконец наступает, но и тогда мы не перестаем ждать исполнения наших желаний; мы ждем и тогда, когда приходит недуг, сводящий нас в могилу. Если бы даже нам удалось исцелиться, мы снова принялись бы ждать.

Ж. Лабрюйер


Есть люди, которые стыдятся не тогда, когда совершили какой-нибудь безнравственный поступок, а когда им приходится в этом раскаиваться.

Ж. Лабрюйер


Дурак и входит, и выходит, и садится, и встает с места, и молчит, и двигается иначе, нежели умный человек.

Ж. Лабрюйер


Смеяться над умными людьми — это привилегия глупцов; они в мире то же, что и шуты при дворе: с них никто не берет примера.

Ж. Лабрюйер


Назойлив только глупец: умный человек сразу чувствует, приятно его общество или наскучило, и уходит за секунду до того, как станет ясно, что он — лишний.

Ж. Лабрюйер


О глупце все говорят, что он глуп, но никто не дерзнет отвести душу и сказать ему это в лицо: он так и умирает в неведении.

Ж. Лабрюйер


Если бы глупец боялся сказать глупость, он уже не был бы глупцом.

Ж. Лабрюйер


Тупица — это глупец, который не раскрывает рта; в этом смысле он предпочтительней болтливого глупца.

Ж. Лабрюйер


Не старайтесь выставить богатого глупца на посмеяние — все насмешники на его стороне.

Ж. Лабрюйер


Как велико преимущество живого слова перед писаным.

Ж. Лабрюйер


Люди, украшенные достоинствами, сразу узнают, выделяют, угадывают друг друга; если вы хотите, чтобы вас уважали, имейте дело только с людьми, заслуживающими уважения.

Ж. Лабрюйер


Для иных людей говорить — значит обижать: они колючи и едки, их речь — смесь желчи с полынной настойкой; насмешки, издевательства, оскорбления текут с их уст, как слюна. Лучше бы они родились немыми и слабоумными: живость и даже ум вредят им больше, чем другим — глупость. Они не только злобно огрызаются, но и подчас сами дерзко нападают, разя всех, кто попадает им на язык, отсутствующих равно как и присутствующих; подобно быкам, они стараются вонзить рога то в грудь, то в бок жертвы... завидев подобных людей, лучше всего без оглядки и со всех ног бежать прочь.

Ж. Лабрюйер


Человек с большими достоинствами и большим умом, которые признаны всеми, не безобразен, если имеет даже уродливые черты лица: безобразие, хотя бы оно и было, не производит впечатления.

Ж. Лабрюйер


В жизни бывают случаи, когда самой тонкой хитростью оказываются простота и откровенность.

Ж. Лабрюйер


Мне кажется, суть учтивости состоит в стремлении говорить и вести себя так, чтобы наши ближние были довольны и нами, и самими собою.

Ж. Лабрюйер


Человек высокомерный и спесивый в обществе обычно добивается результата, прямо противоположного тому, на который рассчитывает, — если, конечно, он рассчитывает на уважение.

Ж. Лабрюйер


Не уметь переносить всех жалких характеров, которыми преисполнено общество, значит самому не обладать доблестным характером: для обращения необходимы золотые и медные монеты.

Ж. Лабрюйер


Люди вкладывают много жара в свои высказывания обычно из тщеславия или по складу характера, а вовсе не потому, что этого требует предмет беседы: увлеченные желанием ответить на то, чего им никто и не говорил, они следуют за своими собственными мыслями, не обращая ни малейшего внимания на доводы собеседника, и не только не стараются вместе с ним обрести истину, но даже не знают, чего именно ищут. Тот, кто внимательно послушал бы такой разговор и потом записал его, нашел бы в нем немало здравых мыслей, хотя и никак между собой не связанных.

Ж. Лабрюйер


О вещах серьезных следует говорить просто: напыщенность тут неуместна; говоря о вещах незначительных, надо помнить, что только благородство тона, манеры и выражений могут придать им смысл.

Ж. Лабрюйер


Какое наказание слушать пышную декламацию холодной речи...

Ж. Лабрюйер


Неучтиво в присутствии тех, кто только что пел для вас или играл на каком-нибудь инструменте, превозносить до небес других людей, наделенных такими же талантами; точно так же неучтиво, послушав одного поэта, похваливать ему стихи другого.

Ж. Лабрюйер


Кто, после разговора с вами, бывает доволен собою и своим умом, тот и вами вполне доволен.

Ж. Лабрюйер


С теми хитрецами, которые прилежно слушают и мало говорят, говорите еще меньше, а если уж вам приходится говорить много, старайтесь ничего не сказать.

Ж. Лабрюйер


Талантом собеседника отличается не тот, кто охотно говорит сам, а тот, с кем охотно говорят другие...

Ж. Лабрюйер


Конечно, хороших ораторов мало, но много ли на свете людей, способных их слушать?

Ж. Лабрюйер


Беда, когда у человека не хватает ума, чтобы хорошо сказать, или здравого смысла, чтобы осторожно промолчать...

Ж. Лабрюйер


Начни мы обращать внимание на все вздорные, пустые и бестолковые разговоры, которые ведутся в нашем присутствии, мы больше не захотели бы ни говорить, ни слушать и дали бы обет молчания, а молчальник еще невыносимее в обществе, чем болтун.

Ж. Лабрюйер


Когда человек, не предубежденный в пользу своей страны, сравнивает различные образы правления, он видит, что невозможно решить, какой из них лучше: в каждом из них есть свои дурные и свои хорошие стороны. Самое разумное и верное — счесть наилучшим тот, при котором ты родился, и примириться с ним.

Ж. Лабрюйер


Человек, чей ум и способности всеми признаны, не кажется безобразным, даже если он уродлив, — его уродства никто не замечает.

Ж. Лабрюйер


Что встречается реже, чем способность к здравому суждению? Разве что алмазы и жемчуга.

Ж. Лабрюйер


У многих людей только одно имя имеет кое-какое значение; если же посмотреть на них поближе, то окажется, что они вовсе ничего не стоят; между тем издали они внушают уважение к себе.

Ж. Лабрюйер


Если человек помог тому, кого он любил, то ни при каких обстоятельствах он не должен вспоминать потом о своем благодеянии.

Ж. Лабрюйер


Человек трусливый, потерявший всякий стыд, может согласиться на всякую гадость.

Ж. Лабрюйер


Будем смеяться, не дожидаясь минуты, когда почувствуем себя счастливыми, иначе мы рискуем умереть, так ни разу и не засмеявшись.

Ж. Лабрюйер